На вершине зеленого холма стоял профессор Енотов.
Белые брюки его были измазаны смолой и глиной. Галстук съехал набок. Помятая шляпа сидела на затылке, открывая красный и потный лоб. Из густой бороды профессора торчали сухие веточки.
В одной руке Иван Гермогенович держал небольшой фанерный ящик. В другой — длинный, тонкий шест. К концу этого шеста был привязан красный платок. Он развевался на ветру, как флаг.
— У-фу! — отдувался профессор, осматриваясь по сторонам. — Кажется — это здесь…
Внизу, у подножья зеленого холма, блестел на солнце тихий, сонный пруд. На синей неподвижной воде чуть покачивались водяные лилии. В гуще камышей плескалась рыба.
Профессор поставил на землю ящик, а рядом воткнул шест.
— Ну что же, начнем, — вздохнул Иван Гермогенович и, сбросив шляпу с головы на землю, принялся рвать траву обеими руками.
Нарвав целую охапку, он тщательно прикрыл травой фанерный ящик, потом подошел к шесту, воткнул его поглубже, подергал, качнул вправо, влево.
Шест стоял крепко.
— Отлично, — сказал Иван Гермогенович.
Сунув руку в карман, он вытащил маленькую пузатую бутылочку. Серебристые пузырьки поднимались со дна, сталкивались и лопались.
Иван Гермогенович разделся, бросил небрежно одежду на траву и взял в руки бутылочку с серебристой жидкостью.
— Я думаю — этого хватит вполне, — сказал он.
Посмотрев по сторонам, он грустно вздохнул и, запрокинув голову, выпил залпом все, что было в пузырьке.
— Ну вот и прекрасно! — пробормотал профессор. И, размахнувшись, бросил пустой пузырек в пруд.
Некоторое время Иван Гермогенович стоял на месте, задумчиво посматривая на широкие круги, которые бежали один за другим по воде, на свои руки, потом шагнул вниз к пруду и… словно растаял.
Там, где только что стоял большой человек, теперь торчал одиноко длинный шест с красным флажком, а внизу, около шеста, валялось помятое платье, ботинки и полосатые носки.
Что же стало с профессором?
Проглотив жидкость, он стоял, переступая босыми ногами.
Скоро все вокруг него начало изменяться чудесным образом.
Трава с удивительной быстротой потянулась вверх. Каждая травинка росла, набухала, становилась все толще и выше.
Не прошло и минуты, как вокруг него зашумел густой лес. Блестящие зеленые стволы обступили профессора со всех сторон. Каждое дерево было похоже на гигантский бамбук.
Высоко над вершинами деревьев тихо раскачивались огромные чаши красных, желтых, голубых цветов, осыпая лес золотистой пылью, от которой шел пряный, одуряющий запах.
— Ну вот, ну вот, — сказал, потирая руки, Иван Гермогенович, — я так и знал. Конечно, этот травяной лес напоминает чем-то тропики.
В этом удивительном лесу не было мрака и тишины, как в старом сосновом бору. Не походил этот лес и на березовые рощи, где листва шумит и шелестит не умолкая.
Нет, это был особенный лес.
Он весь светился, зеленый и солнечный. Голые блестящие стволы стояли на холмах и спускались в овраги. В лесу сияли синие озера и тихо журжали ручьи.
Тишину то и дело нарушали странные шорохи. Казалось — где-то, совсем рядом, осторожно крались за профессором какие-то звери.
Итти было трудно. Тело царапали острые листья. Он поминутно проваливался в ямы. Солнце припекало, и профессору казалось, будто он прогуливается в печке. Почва леса была похожа на поле битвы, изрытое артиллерийскими снарядами.
В густых зарослях висели то тут, то там липкие сети, и нужно было очень осторожно обходить эти ловушки.
— Паука работа! — бормотал Иван Гермогенович, пробираясь сквозь заросли.
Изредка Иван Гермогенович останавливался и долго стоял, рассматривая с любопытством искусную работу лесного ткача.
Но особенно внимательно профессор вглядывался в бесчисленные узелки, густо рассыпанные по всей паутине.
Ивану Гермогеновичу, конечно, было известно, что ловит насекомых не сеть, а именно эти крошечные липкие узелки. К ним, точно к свежему столярному клею, прилипают крылья и лапки насекомых, и тогда насекомое становится добычей паука.
Все это было давно известно профессору. Но одно дело знать, другое дело все это видеть своими глазами.
Прошел уже целый час, а Иван Гермогенович совсем забыл, где он находится и даже зачем он пришел сюда.
Ему казалось, что он сидит у себя в кабинете, склонившись над микроскопом, и перед ним один за другим проходят его старые знакомые.
Но что микроскоп?! Разве через стекла микроскопа увидишь всего паука сразу.
Конечно, нет.
Микроскоп позволяет рассмотреть только глаз паука или кончик его ноги, или коготок, похожий на гребень, или узелок паутины.
А тут перед профессором сидел весь паук, огромный, как бык, и можно было сразу разглядеть все его восемь глаз, две пары челюстей, восемь ног с коготками-гребнями и вздутое мягкое брюхо.
Но больше всего радовало Ивана Гермогеновича то, что паук был живой и охотился.
Под микроскопом — даже под самым совершенным микроскопом — нельзя было увидеть, как паук ловит свою добычу. А вот сейчас профессор мог наблюдать это на расстоянии вытянутой руки.
Паук охотился.