— Н-да! — промычал Иван Гермогенович. — Что ж тут удивительного? Мы уже встречали хищных животных, у которых нет рта, животных, которые слушают ногами, а теперь вы сами увидели существо, которое глядит ногами. Но все это сущие пустяки по сравнению с тем, что я мог бы рассказать вам о странных животных. Все эти животные живут рядом с нами. Это не чудовища из сказок Андерсена и Гримма. Эти животные существуют в самой лучшей, в самой замечательной сказке, которая называется — жизнь… Впрочем, я так часто читаю вам лекции, что боюсь, как бы вы не подумали, будто я пришел к вам не для того, чтобы довести вас до дому, а для того, чтобы читать лекции. Споемте лучше что-нибудь, друзья мои.
Но это предложение просто испугало ребят. Рассказы профессора хоть и были иногда скучноваты, но все-таки их можно было слушать, а вот пение Ивана Гермогеновича… его мог слушать только глухонемой. Поэтому Карик и Валя, опасаясь, как бы профессор не запел, стали расспрашивать его обо всем, что только попадалось им на глаза. А профессор все время порывался запеть.
— Ну, — говорил он, откашливаясь, — грянем… кха… кха… что-нибудь вроде «Марш вперед»… Итак…
— Ой, смотрите, смотрите! — торопливо закричала Валя. — Что это там под водой? Такое большое-большое…
«Карабус» плыл над какими-то полосатыми глыбами, которые лежали на боку, точно затонувшие корабли.
Профессор взглянул вниз и сказал добродушно:
— А это, друзья мои, бывшая пища человека. Ракушки. Когда-то, очень давно, эти ракушки были для людей то же самое, чем сейчас является для нас хлеб. Но теперь мы смотрим на этот бывший хлеб с брезгливостью.
— Не думаю, — сказал Карик, — что ракушки вкуснее хлеба.
— Ты прав, — согласился Иван Гермогенович, — но все-таки жаль, что такое огромное количество пищи пропадает зря. Ведь этих ракушек можно было бы собирать миллионы центнеров.
— Но для чего же, если их не едят?
— В Германии, например, их собирают, варят в больших котлах и…
— Неужели едят?
— Нет! Ими кормят свиней. От такой пищи свиньи быстро жиреют, и мясо у них становится исключительно нежным и вкусным.
На некоторое время разговор смолкал, но лишь только ребята слышали угрожающее покашливание, — а это значило, что профессор собирается запеть, — они торопливо задавали ему какой-нибудь вопрос.
Так прошло несколько часов.
«Карабус» мчался на всех парусах. Но вот солнце поднялось высоко, и ветер стих.
Теперь корабль лениво тащился по мертвой зыби, еле-еле покачиваясь. Паруса обвисли. Капитан приуныл.
Путешественники сели у борта и свесили в прохладную воду ноги.
В колеблющейся воде резвились водяные животные. Они сновали среди зеленых подводных лесов, которые поднимались с темного дна озера.
Валя растянулась на палубе. Свесив голову через борт, она рассматривала качающиеся на дне заросли.
Наконец подводные леса кончились. Теперь дно было серое, холмистое. По склонам подводных холмов ползали извиваясь гигантские красные змеи. Их было так много, что дно казалось красным.
— Ой, сколько их! И кто они такие? — спросила Валя.
Профессор наклонился.
— Кулицида хирономус… А попросту, по-русски, личинки комара-дергуна… Прекрасный рыбий корм. Любимая пища всей мелкой рыбешки.
— А почему их называют дергунами?
— Да потому, что они всегда дергают, сучат ногами.
— Значит, все комары называются дергунами, потому что дрыгают ногами? А я и не знала.
— Нет, — сказал профессор, — так называют только один род комаров. У других комаров — другие названия.
— Как? — удивился Карик. — Разве комары бывают разные? А я думал, что все комары на один лад.
— О нет, их сотни видов! В одном только нашем районе есть комары-дергуны, комары-толкунчики, бородатые комарики, комары-долгоносики, малярийные комары, комары перистоусые, комары земноводные, комары обыкновенные. У нас есть даже снежный комарик.
— Белый?
— Нет! Снежным он называется потому, что живет на снегу.
— Разве и зимой комары живут?
— Жизнь не прекращается ни летом, ни зимой, — ответил Иван Гермогенович. — Летом ползают, прыгают и летают одни насекомые, зимой — другие. Например, у нас на снегу можно встретить снеговых блох, снежных червей, снежных паучков, ледничников, бескрылых комариков и много-много еще других живых существ.
— А комары все кусаются? — спросила Валя, боязливо поглядывая на личинку дергуна.
— Личинка не кусается, да и взрослый дергун не трогает ни человека, ни других животных. А вообще-то, что такое, в сущности, укус нашего комарика? Так! Чепуха! Пустяки!
Иван Гермогенович погладил бороду и улыбаясь сказал:
— Вот на острове Барбадосе комары кусают, так это, действительно, я вам скажу, кусают!
— А что? Очень больно? — прошептала Валя.
— Чувствительно… А то еще был такой случай. В городе Веракруце какая-то женщина заснула летаргическим сном. Думали, что она умерла. Лицо у нее было восковое, а сама она холодная, как лед. Ну ее, понятно, положили в гроб, а гроб вынесли на веранду.
— Ну и что же?