— Напротив, друг мой! Подумайте только о том, сколько стоит провести кабель под водой. Ведь телеграммы придут во Францию через каких-то несколько часов…
— О! Несколько часов!
— Ну, пусть даже день… Все равно это непостижимо. За все нужно платить.
Действительно, на следующий день огромный негр в безукоризненном черном костюме и белоснежном галстуке принес Синему человеку два конверта.
Феликс дрожащими руками вскрыл их, пробежал глазами, вскрикнул, охнул и стал темно-каштанового цвета.
— Черт побери! — закричал Беник. — Патрон опять стал черным! Там что-то не так!
— Возьмите, читайте! — прошептал больной упавшим голосом.
Боцман схватил листки бумаги, подозвал Ивона и Жана-Мари и медленно прочел:
— Банкрот!.. Банкрот! Я погиб, друзья мои!
— Но вы забываете о кубышке, спрятанной у паталосов. Месье Феликс, у нас же есть кубышка.
— Нет, нет! Я отказываюсь! Слышите?
— Посмотрим! А что в другой телеграмме?
— Месье Феликс! Это еще полбеды. Фирма тонет. Но вы на берегу. Милое дело! У вас новое состояние. Если я правильно понял, долги удалось оплатить. То есть честь ваша спасена. Да к тому же есть двадцать тысяч для месье Кальдерона.
— Да, Беник, это единственное, что меня утешает. Честь спасена!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЮНГА ИВОН
ГЛАВА 1
— Итак, вас зовут Феликс Обертен и вы родом из Франции?
— Меня действительно зовут Феликс Обертен, и я действительно француз.
— А вот английский посол иного мнения.
— Месье, англичане — негодяи и, что еще хуже, идиоты. Любой нормальный человек по моему акцентуnote 245
сразу догадается, что имеет дело с уроженцем Центральной Франции. Англичанин, как бы ни старался, никогда не сможет говорить как я, он просто не знает наших орлеанских словечек и выражений. Никогда не сможет!— Действительно, как парижанин, не могу с вами не согласиться. Но оставим этот разговор. Я врач, а вы мой пациент. Прошу вас, чистосердечно отвечайте на вопросы. Вам тридцать два года?
— Да, месье.
— Много болели в детстве?
— О нет, месье! Я был на редкость крепким ребенком и пяти минут, кажется, не хворал.
— Странно. Ваши родители живы?
— Да, и тоже абсолютно здоровы.
— Отчего умерли их родители?
— Должно быть, от какой-нибудь болезни. Им было за восемьдесят.
— Прекрасно. Итак, коллеги, приступим к осмотру больного. Будьте предельно внимательны, проявите самостоятельность, постарайтесь поставить собственный диагноз. Правда, задача эта не из легких. Обратите внимание: не только щеки, ноздри, губы и пальцы совершенно синие, но и все тело, лицо, руки, ноги. В чем же причина? Это не густой и темный оттенок, какой бывает при холерном цианозе. Здесь скорее голубизна, лазурь…
Рядом с профессором, с любопытством рассматривавшим бакалейщика, стояла группа молодых студентов в белых халатах с треугольными нагрудниками и рассованными по карманам ножницами и пинцетами. Студенты смотрели то на профессора, то на больного. Многие что-то аккуратно записывали. Сам Феликс Обертен, лежавший на больничной койке, проявлял полное безразличие к словам профессора.
Время от времени появлялась монахиня. Она медленно и плавно скользила по паркету, словно по льду, останавливаясь, складывала на груди руки и дарила больному добрый, сочувственный взгляд.
Монахиня бледная, как ее капорnote 246
, вот уже тридцать часов не отходила от пациента. Его привезли в госпиталь без сознания, едва ли не при смерти. Самоотверженная сиделка была счастлива, что жизнь возвращается к несчастному.Врач, еще молодой человек, лет тридцати пяти — тридцати восьми, крупный, высокий, с голубыми глазами, светлыми волосами, седеющими на висках, объяснялся, как мог заметить уважаемый читатель, по-французски.