Необыкновенные приключения Синего человека

— Жан-Мари, перо и бумагу! Напишу несколько слов банкиру Кальдерону с просьбой принять двадцать тысяч франков, присланные отцом. Прошу вас, друг мой, отправьте письмо немедленно. Возьмите извозчика[261]. Потом пригласите врача.

— Сначала врача, месье.

— Нет! Дела прежде всего. Это долг чести!

Жан-Мари ушел, а Синий человек, немного успокоившись, перечитал телеграммы и, усмехнувшись, стал рассуждать вслух.

— Не слишком ли много за смерть одного сатанита[262]? Кораблекрушение… тюрьма… виселица… синюшная болезнь! А теперь еще и разорение! Смешно, ей-богу. Правда, долги удалось оплатить, это уже кое-что. Представляю, какое выражение лица было у мадам Обертен, урожденной Аглаи Ламберт, когда она узнала неприятную новость. Как в басне: «…прощайте, коровки, бычки, свинки, наседки…» Да! Прощайте, амбиции[263], прощай, вечер у префекта[264]! Прощай, маркизат для Марты! Бедная девочка, она никогда не будет маркизой и никогда не будет счастлива. По крайней мере, надеюсь, что состояние моих родителей уцелело. Видимо, это так, ведь отец смог прислать двадцать тысяч. Двадцать тысяч! Черт побери! С этими деньгами можно было бы начать все сначала. Правда, силы уже не те. Мне бы выздороветь! Ради этого я готов на все.

— Выздоравливайте, месье, отдыхайте! А мы откопаем золото, — прервал его Беник.

— Доктор! — объявил, открыв дверь, гарсон[265].

В комнату вошел симпатичный молодой человек, загорелый, изысканно одетый.

Едва он успел приблизиться к больному, как в дверь протиснулись два человека. Рыжие усы, крупные, выступающие вперед зубы, неприятные лица. Не нужно было быть тонким физиономистом, чтобы определить: англичане!

— Что вам угодно? — спросил Синий человек.

— Это он, он! — закричал один из вошедших. — Джеймс Бейкер, поднимайтесь и следуйте за нами!

— Опять! — Бакалейщик был вне себя от гнева. — Я болен и, вообще, не желаю следовать за вами! По какому праву?

— Я из английской миссии! Вы мой пленник!

— Ваша английская миссия… Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я размозжу вам голову!

С этими словами Феликс выхватил из-под подушки револьвер, но англичанин не двинулся с места.

— Я француз, слышите? И если кто имеет право требовать от меня отчета, так это только французские власти.

От волнения с Обертеном случился новый приступ. Глаза помутнели, дыхание участилось, он выронил оружие и упал без чувств.

Тут вмешался доктор.

— Господа, во имя человечности, умоляю оставить беднягу в покое. Может случиться криз[266]. Он этого не перенесет. Я не знаю, чем он провинился перед вашими властями, но, уверяю вас, сейчас этот человек нуждается в уходе и лечении. Его необходимо срочно отправить в больницу.

— Вы врач? — Англичанин окинул молодого человека высокомерным взглядом.

— Да, я врач. Меня позвали к больному, я его не знаю и прежде никогда не видел. Когда вы вошли, я как раз собирался начать осмотр. Он тяжело болен, это видно с первого взгляда. Еще раз убедительно прошу оставить его в покое, иначе это плохо кончится.

— Черт возьми! — заорал вдруг Беник, до сих пор не проронивший ни слова. — Слышите, вы?! Убирайтесь! Месье — француз, настоящий француз из Франции! У него нет никаких дел с вами.

В этот момент вернулся Жан-Мари. Услыхав громкий голос своего друга, отставной сержант молнией пронесся по коридору и влетел в комнату. В одном из трех незнакомцев он узнал врача, которого недавно сам пригласил. Остальные были неизвестны.

— Что происходит, Беник?

— Эти два чудака-англичанина хотят арестовать месье Феликса! У него сделался приступ, и, если они не уберутся, он может умереть. Врач подтвердит!

Жан-Мари побледнел как полотно и процедил сквозь зубы:

— Вы должны уйти!

— Берегитесь! — возразили англичане. — Мы — неприкосновенны.

— Это как посмотреть…

— Мы принадлежим к дипломатическому корпусу. Мы под защитой закона.

— Раз!.. Два!..

— Вы поплатитесь за это! Вы силой препятствуете выполнению закона!

— Беник, тебе — тот, что молчит! Мне — этот, что без конца брешет.

Матросы встали перед англичанами и приготовились боксировать.

Дойди дело до схватки, английский дипломатический корпус понес бы серьезные потери, но англичане предпочли ретироваться[267].

— Долой англичан, и да здравствует Франция! — вскричал боцман.

— Но они не спешат уйти через дверь, — прохрипел разъяренный Жан-Мари. — Ивон, открой-ка окно!

Юнга, судя по всему, не имел ничего против и с готовностью распахнул окно.

— Однако, — поспешил вмешаться врач, — здесь высоко, вы их убьете!

— Простите, доктор! Эти негодяи причинили столько зла нашему другу, месье Феликсу, лучшему из людей! Теперь он еле дышит и не узнает нас. Разве их жизни стоят этого! Пусть меня после этого расстреляют, но я им покажу. Мы отомстим.

Сказав это, Кервен схватил англичанина одной рукой за галстук, а другой за пояс, поднял, как ребенка, и зычно рявкнул:

— Катись вниз!

Англичанин скрылся за окном.

— Один готов! Беник, давай-ка твоего!

Беник повторил маневр Жана-Мари, поднял несчастного и, крикнув:

— Катись, — вышвырнул его в окно.