Необыкновенные приключения Синего человека

— Вот именно! — Знаток кураре продолжал обрабатывать шкуру, но слышал все, что говорилось вокруг.

Через час все четверо были обуты. Не сказать, чтобы их обновки отличались особой элегантностью. Однако, и это важнее, они были прочны и удобны. Исстрадавшиеся ноги могли отдохнуть. Все благодарили Генипу, выражали ему свое восхищение, и индеец решил, что он и вправду искусный сапожник. И это была сущая правда…

Когда все немного угомонились, то почувствовали, что не прочь перекусить. К счастью, мяса было хоть отбавляй. Генипа отложил в сторону язык и филейную часть — это для белых. Паталосам достались куски похуже. Они тут же насадили их на вертел и спустя несколько минут стали жадно глотать полусырое мясо, рвать его зубами, словно охотничьи псы.

— Куда вы торопитесь! — крикнул им Беник. — Хоть бы распробовали! Ей-богу, вы же подавитесь! Жуйте!

— Легко сказать — жуйте, — смеялся Жан-Мари. — Тут нужны стальные челюсти.

— Да, жестковато!

— Все равно что наши ботинки!

— У меня зубы попорчены цингой[230]. Я этого не осилю.

— Терпение!

— И что будет?

— Я берусь через двадцать четыре часа сделать из этой подошвы мягчайшее мясо, как у пулярки[231].

— Глупости! Не может быть, Жан-Мари!

— Может, Беник.

— Любопытно будет посмотреть.

— Через двадцать четыре часа! А пока съедим язык.

Если мясо молодого тапира нежное и вкусное, то у старого оно жесткое и требует специальной обработки. В данном случае Генипе попался старый самец, может быть, самый старший в стаде.

Жан-Мари, отчаявшись разжевать мясо, сорвал несколько пальмовых листков, завернул в них куски мяса и оставил лежать до завтра, уверяя, что оно станет мягче.

Беник, который обычно во всем сомневался, на этот раз с доверием отнесся к заявлению своего приятеля. И оказался абсолютно прав. Пальма, с которой Жан-Мари сорвал листья, известна своей способностью размягчать мясо. Путешественники часто используют ее сок, чтобы сделать вырезку только что убитого зверя удобоваримой. Главное, не передержать, чтобы не получился обратный эффект.

На следующий день Беник признал, что эксперимент удался: мясо стало мягче и нежнее, однако приобрело неприятный привкус. Моряк не решался признаться в этом своим друзьям, но дичь, добытая с помощью отравленных стрел, все же не слишком ему нравилась. В глубине души он мечтал поесть жаркое из животного, убитого самым обыкновенным способом — пулей.

Случай не заставил себя долго ждать.

Беглецы вновь пустились в путь. Вот уже два часа, как им приходилось пробивать себе дорогу среди густых зарослей. Паталосы шли впереди и в полном смысле слова прорубали чащу, размахивая саблями. В остальном же друзья чувствовали себя неплохо. В новой одежде было не жарко, а об удобстве обуви и говорить не приходилось. Они и думать забыли о своих недавних босоногих мучениях.

Внезапно послышался шум, и индеец, шедший во главе колонны, велел остановиться. Уаруку навострил уши и встал в стойку, готовый в любую секунду ринуться вперед. Генипа поднял лук, Беник зарядил ружье и лязгнул затвором. Боцман заметил, как метнулась в кустах тень, и выстрелил в тот самый момент, когда Генипа крикнул ему на ухо:

— Не стреляй, Беник! Не стреляй!

Вдали раздался невообразимый шум.

— Настоящий залп, — оценил бретонец.

Затем все услышали душераздирающий крик, как будто визжал поросенок, которого режут.

— Попал! Попал!.. — обрадовался стрелок и бросился на крик.

— Назад!.. Беник!.. Назад! — кричал Знаток кураре.

Куда там! Охваченный азартом француз ничего не слышал, ничего не понимал. Ведь там подстреленная дичь! Он подстрелил ее!

— Кто это: свинья?.. Дикий кабан?..

Беник подбежал к жертве, чтобы прикончить ее, но крик удивления вырвался из его груди.

Со всех сторон показались разъяренные звериные морды. Маленькие, красноватые глазки, оскаленные клыки. Штук двадцать кабанов встали полукругом и загородили раненого собрата.

Однако боцман и не думал отступать. Ему во что бы то ни стало нужна была добыча. Разве может матрос спасовать перед свиньями, пусть даже и дикими? Беник бросился на врага. Он размахивал ножом, крушил, громил направо и налево. Шеренга рассеялась, и вскоре вокруг лежало уже несколько раненых животных. Боцман не посрамил флот. Но раненые звали на помощь. Из лесной чащи послышался зловещий топот копыт. Он приближался, становясь все громче. Из зарослей показались кабаны. Их было вдвое, втрое, вчетверо больше прежнего.

Охотник почувствовал острую боль в ногах и, опустив глаза, увидел, что весь в крови. Если бы не кожаные башмаки, ноги его оказались бы изодраны до костей. Напрасно он пытался сладить с разъяренными животными. На место убитых тут же вставали новые, еще более свирепые. Оставалось только отступить. И не просто отступить, а бежать, драпать со всех ног. Иначе — конец!

Беник боялся упасть. Куда бы он ни ступал, всюду нога его утыкалась в спину или в бок кабана. Злополучный охотник совсем растерялся и потерял ориентацию, он не знал, куда нужно идти.

К счастью, бретонец вовремя расслышал окрик Генипы:

— Сюда, Беник! Скорее сюда!

Бежать!