Необыкновенные собеседники

И еще встреча — в редакции «Огонька» в Благовещенском переулке. Мы оба дожидаемся Михаила Кольцова. Мандельштам уводит меня в угол возле стеклянной стены. Мы усаживаемся на диван, и Мандельштам, улыбаясь и дирижируя правой рукой, читает написанный на днях «Концерт на вокзале»:

Нельзя дышать, и твердь кишит червями,

И ни одна звезда не говорит,

Но, видит бог, есть музыка над нами,

Дрожит вокзал от пенья аонид...

Кончив, смотрит радостно-вопросительно. Он проверяет по лицу слушателя: услышал ли тот его стихи? Дошли они до слушателя так, как они написаны?

Мы с женой переехали на жительство в Ленинград — тогда еще Петроград. Прожили там года полтора и возвратились в Москву. В петроградских редакциях, а нередко и на Невском проспекте я еще не раз встречался с Осипом Мандельштамом. Как-то гуляли втроем — Осип Мандельштам, Владимир Пяст и я.

Мандельштам говорил о своем возвращении в Петроград, о том, что не хочется снова в Москву. И все-таки через короткое время он уже был в Москве...

В 1930 году он писал о своем Ленинграде:

Я вернулся в мой город, знакомый до слез..

А в середине тридцатых годов поселился в Москве в На-щекинском переулке, переименованном в улицу Фурманова... Отсюда и уехал в Воронеж.

Прошло несколько лет. Он вернулся. Мы встретились с ним и с его женой в метро. Он оброс бородой, глаза его старчески и умиротворенно светло улыбались. В руках была палка.

Сидя в вагоне, легко постукивал палкой по полу вагона. И вдруг — одобрительно:

— Вот... без меня построили.

Он произнес это, как если бы хотел сказать, что построили уже после него. Он как бы вдруг увидел жизнь «после себя».

И старческо-мудро улыбнулся ей.

ВЛАДИМИР

МАЯКОВСКИЙ

В

кафе поэтов Маяковский показывался реже других. Он не был в «Домино» завсегдатаем. На моей памяти — в 1921 году — свои стихи он читал раза два и раза два участвовал в каких-то дискуссиях о поэзии или театре. Но выступал ли он с эстрады кафе «Домино» или — что происходило гораздо чаще — попросту ужинал в обществе дамы, Маяковский в пестрой, сует-

ной и крикливой толпе завсегдатаев держался особняком. Он был инородным телом в толпе поэтов, и вовсе не потому, что ростом на голову выше всех.

Он был сам по себе, но обособленность свою не подчеркивал, и получалось у него это как-то само собой.

Юношей бездомным в Москве я бывал в «Домино» чуть ли не ежевечерне. Я не был поклонником Маяковского и не принадлежал к числу тех молодых, которые, дождавшись, когда Маяковский выйдет из кафе, торопливо шли следом за ним, а если он оказывался один, то подходили к нему на улице со своими стихами.

Противников у Маяковского в ту пору было немало. Его манера держаться у многих вызывала раздражение и даже негодование и в то же время безудержный восторг молодежи, особенно вхутемасовской — учащихся ВХУТЕМАСА (Высших художественно-технических мастерских, позднее реорганизованных в институт). До официального признания Маяковского было еще далеко. Газеты тогда не продавались, а расклеивались по стенам, и я помню на стенах московских домов номер центральной газеты с громовой статьей «Довольно маяковщи-ны!». Автор статьи возмущался тем, что поэт-футурист Маяковский осмелился подать в суд на Государственное издательство, требуя выплаты ему спорного гонорара. Кажется, это был первый случай в истории Советского государства, когда литератор через суд защищал свои авторские права. Тогда это казалось еще необычным. Карикатуры на Маяковского были не в редкость не только в то время, но и много позднее. Еще в 1928 году газета «Читатель и писатель», предтеча современной «Литературной газеты», поместила карикатуру Кукрыник-сов на Маяковского.

Маяковский с огромной челюстью в лавровом венке был изображен в позе Петра на коне, вздыбившемся над пропастью. Но конь, вернее конек,—деревянный, с привязанной мордой льва в наморднике и с общипанным хвостиком...

В 1921 году ни одно выступление Маяковского не проходило спокойно. Если какая-то часть слушателей шла на очередной вечер Маяковского послушать его стихи, то не меньшая, а быть может, и большая часть шла в надежде развлечься еще одним литературным скандалом.

С одного из самых больших таких литературных скандалов и началось мое знакомство с Владимиром Маяковским. И началось, как, пожалуй, обычно не возникают знакомства.

До знаменитой «чистки» поэтов, устроенной Маяковским зимой 1921 года в Большой аудитории Политехнического музея, я не раз встречал его в «Домино». Как оказалось впоследствии, он меня заприметил в кафе поэтов, но знаком я с ним не был. При встрече с ним не раскланивался.