Необыкновенный консилиум. Рассказы о профессии врача

Глава 26
ПАРАЦЕЛЬС ИЗ РОДА БОМБАСТОВ

«Врач обязан быть праведным человеком. Он не смеет быть лицемером, старой бабой, корыстолюбцем, лжецом… Величайшая основа лекарства — любовь».
Человек, написавший эти слова, жил в начале XVI столетия, в знаменательное время. Всего за год до его рождения была открыта Америка. Он был ребёнком, когда флотилия Васко да Гамы проплыла вокруг Африки. А когда ему исполнилось тридцать лет, было завершено первое в мире кругосветное путешествие Магеллана.
В одно время с ним жили замечательные учёные — Николай Коперник, который учил, что Земля вращается вокруг Солнца, и Андрей Везалий, автор первого учебника анатомии, который назывался так: «Мастерская человеческого тела».
Человек этот происходил из захудалого рыцарского рода Бомбастов и от своих предков унаследовал воинственный и необыкновенно гордый нрав. Звали его Теофраст Гогенгейм. Но сам он придумал себе другое имя. Он назвал себя Парацельс, что значит «Житель высот», потому что он был швейцарцем и потому, что считал себя вознёсшимся выше всех своих современников. Кроме того, это имя напоминало о знаменитом древнеримском враче Цельсе, которому Гогенгейм хотел себя противопоставить.
Подобно многим великим людям того времени, Гогенгейм не был человеком одной профессии. Его интересовало всё: медицина и философия, тайны земных недр и движение светил. Он занимался чуть ли не всеми науками, но было бы ошибкой думать, что в эпоху Возрождения, когда жил Гогенгейм, мысль учёных только пробуждалась после многовекового сна. Нет, уже давно в Европе возникли университеты и библиотеки, и средние века оставили человечеству многопудовое наследство — книги древних авторов, переписанные от руки монахами в монастырях, и труды средневековых учёных, сотни лет ломавших голову над загадками неба и земли.
Средние века оставили в наследство алхимию.
Придётся немного отвлечься, чтобы рассказать вам об этой странной науке.
Собственно говоря, алхимия зародилась ещё в древности— по преданию, ею увлекалась царица Клеопатра. Алхимией занимались ремесленники-ювелиры, мечтавшие
найти способ превращать обыкновенные дешёвые сплавы в «царя металлов» — золото. И вот эта несбыточная мечта стала чем-то вроде путеводной звезды для удивительной полуфантастической науки, просуществовавшей целых десять веков.
Десять веков подряд алхимики, похожие больше на чародеев, чем на учёных, окружённые диковинной утварью, бормоча заклятья и призывая на помощь планеты, ставили бесконечные опыты. Алхимики искали «камень мудрецов». Это было таинственное вещество — не то порошок, не то жидкость, — которое надо было добавить к расплавленному олову или ртути, и тогда они превратятся в чистое золото.
То там, то здесь возникала молва о том, что волшебный камень наконец-то найден. Короли и владетельные князья, без конца воевавшие друг с другом и нуждавшиеся в деньгах, жадно ловили эти слухи, и то и дело при дворе какого-нибудь феодального властителя появлялся загадочный человек в долгополом одеянии, с серебряной бородой и демонстрировал перед восхищёнными зрителями «трансмутацию»— превращение металлов в золото.
Вот рецепт приготовления золота, взятый из книги XIII века:
«Возьми кусочек золота величиною с боб. Брось его на тысячу унций ртути — последняя превратится в красный порошок. Прибавь унцию этого порошка к тысяче унций ртути, и она также превратится в красный порошок. Если из этого порошка взять одну унцию и снова бросить на тысячу унций ртути — всё превратится в медикамент. Брось унцию этого медикамента на новую тысячу унций ртути, и она также превратится в медикамент. Брось унцию этого нового медикамента ещё на тысячу унций ртути — и она вся превратится в золото, которое лучше природного».
Быть может, вы заметили, что в этом замысловатом рецепте отсутствует самое главное — пресловутый камень, при помощи которого из ртути получается золото. Автор книги предпочёл не раскрывать тайну. Оно и понятно. Ведь он сам не знал, где взять этот камень.
Алхимик Рамон Лулл, из книги которого мы заимствовали приведённый рецепт, поступил на службу к английскому королю, обещав ему наполнить даровым золотом опустевшую государственную казну. Когда же выяснилось, что он не в силах это сделать, король заточил  алхимика в темницу. Тем не менее легенда утверждает, что Лулл приготовил в тюрьме тысячу унций золота, и эти деньги будто бы пошли на организацию крестового похода против турок.
Мечта средневековых учёных не осуществилась. И всё же тысячелетняя погоня за волшебным, никак не дававшимся в руки «медикаментом» не была напрасной. Мимоходом алхимики совершили немало настоящих открытий. Они создали химическую посуду, научились приготовлять многие вещества, открыли новые элементы, изобрели порох, фарфор. В конце концов они превратили свою причудливую «науку» в подлинную науку — химию. Это произошло в XVII веке, приблизительно через сто лет после смерти Теофраста Гогенгейма.
Гогенгейм верил в трансмутацию. Так же как он верил во многое другое, что теперь кажется нам чепухой и выдумкой, — в приметы и заклинания, в нечистую силу и в то, что судьба человека написана на небесах. Ведь он во многом был ещё средневековым человеком. Но он был врач. И от алхимии он ждал не богатства, не золота, а помощи страждущим. Однажды он сказал: «Цель алхимии — не добывание золота, а приготовление лекарств».
С помощью легендарного философского камня Гогенгейм надеялся добыть панацею — некое тайное лекарство, помогающее от всех болезней.
В те времена в ходу были пышные, загадочно-иносказательные наименования веществ. Чудесная панацея именовалась «Красным Львом». Были у неё и другие названия: медикамент, тинктура, Великий Магистерий.
Конечно, и панацея была такой же недостижимой мечтой, как многие другие фантазии средневековья: создание вечного двигателя, искусственного человека в колбе или эликсира вечной молодости. И однако, мы чтим память Парацельса.
Ведь именно от него ведёт своё начало современная фармакология — наука о лекарственных веществах.
Среди многих любопытных изречений Парацельса есть такое: «Весь мир — аптека, и Всевышний — верховный фармацевт». Ни один учёный до него не увидел таких возможностей извлекать полезные вещества из окружающей нас природы. Ни один медик не создал так много новых лекарств.
Раньше врачи признавали только настои и отвары из растений. Эти отвары Парацельс презрительно называл «супной приправой». Он предложил лечить больных солями металлов, приготовленными химическим путём — в лаборатории. Многими из них мы пользуемся до сих пор.
Короче говоря, он первым по-настоящему понял, какое значение имеет для врача химия. Организм человека — это тоже своего рода лаборатория. Химические реакции происходят внутри нас. От их нарушения возникают болезни. Парацельс пришёл к выводу, что древние греки заблуждались. Учение о четырёх соках организма — ошибка.
И когда он это понял, тo решил заявить об этом во всеуслышание. Что из этого вышло, вы узнаете в следующей главе.


Глава 27
«ПРИМИТЕ БЛАГОСКЛОННО ПОПЫТКУ НАШУ ОБНОВИТЬ МЕДИЦИНУ»В праздник Иванова дня 24 июня 1527 года Гогенгейм вышел на базарную площадь в швейцарском городе Базеле. Ученики несли за ним несколько толстых медицинских книг в переплётах из телячьей кожи.
Произошло скандальное событие. На глазах у всего народа, посреди площади, Гогенгейм сжёг книги древних авторов.
Этим он хотел показать, что порывает с обветшалой университетской наукой, с заплесневелой мудростью прошлого.
На дверях университета появилось объявление. Оно было длинным и витиеватым, как принято было говорить и писать в те времена, и начиналось так:
«Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, доктор и профессор, приветствует медицинских студентов!
Поелику медицина, яко дар божий, необходима людям превыше всех наук, то решили мы вернуть ей истинное её лицо… Хотим очистить её от тяжких заблуждений, но не по завету древних, не сказкам ихним следуя, а тому лишь, что мы из самой природы вещей почерпнули, собственным размышлением постигли и долгим опытом проверили… Итак, если кого прельщают тайны врачебного искусства, кто горит желанием в искусстве этом преуспеть, то пусть приходит к нам. Примите благосклонно сию попытку нашу обновить медицину».
Дальше говорилось, что лекции по терапии и хирургии будут читаться ежедневно, по два часа, по новым учебникам, которые написал сам Гогенгейм.
И лекции начались.
По обычаю, средневековый профессор поднимался на кафедру, облачённый в мантию. Пальцы его были унизаны перстнями, в руках он держал жезл. Изъяснялся только по-латыни.
А Парацельс явился в аудиторию в грязном балахоне, на котором виднелись пятна кислот. Это значило, что он проводит время не над пыльными фолиантами, а в лаборатории, где своими руками приготовляет лекарства для больных. С вызывающей самоуверенностью «князь медицины», как он скромно себя именовал, принялся излагать с кафедры своё учение, и притом не на учёной латыни, а па обыкновенном, всем понятном немецком языке.
Низкорослый, тщедушный на вид профессор был опоясан огромным мечом. Этот меч, с которым он не расставался, можно видеть на портретах Гогенгейма, дошедших до нас. Чего только о нём не рассказывали! Ходили слухи, что
в его рукоятке доктор прячет какое-то снадобье. Утверждали, что в мече скрывается нечистая сила.
Но всё это было бы ещё ничего. Хуже было то, что Гогенгейм нанёс смертельное оскорбление своим коллегам — университетским профессорам. Он объявил их невеждами. Городских врачей и аптекарей он обвинил в том, что они обманывают больных.
Вот когда поднялся настоящий шум!
В городе появился стихотворный пасквиль — подмётное письмо, в котором Парацельса называли «зловредным Какофрастом» и слугой дьявола. Возникло обвинение в ереси; вмешались власти. Реформатору науки грозили судом. И кончилось тем, что зимней ночью «князь медицины» тайком ускакал из города.
Вся остальная жизнь Теофраста Гогенгейма прошла в почти непрерывных скитаниях. Это была короткая и на редкость несчастливая жизнь, и можно лишь удивляться, как он успел сделать так много. До нас дошло свыше 130 книг Парацельса. Среди них есть трактат под названием «Великое врачевание ран». Есть книги с загадочными и высокопарными заголовками: «Удивительное Чудо», «Превеликое Зерно». Немало есть среди них и алхимических сочинений, в которых замечательные научные идеи перемешаны со средневековой чертовщиной.
Свои произведения доктор диктовал ученикам. По свидетельству современника, он спал три часа в сутки, «не снимая сапог со шпорами», а потом вскакивал и с лихорадочной быстротой принимался диктовать. В возрасте сорока семи лет Парацельс вернулся на родину и умер в Зальцбурге на постоялом дворе. После него осталось два мешка с рукописями и медицинскими инструментами.
Говорят, в этих мешках было найдено золото. Это, конечно, сказка. При жизни Парацельса многие верили, что он владеет философским камнем, который он будто бы привёз из дальних странствий — не то из Палестины, не то из Московского государства. Вообще имя Парацельса окутано густым туманом легенд; чтобы их пересказать, понадобилась
бы ещё одна книга. Как и о докторе Фаусте, герое средневековой народной книги, о нём говорили, что он продал душу дьяволу, чтобы завладеть тайнами науки.


Глава 28 ЩИТ НАД ДВЕРЬЮОдна из таких легенд изложена в чешской рукописи XVI века. В ней кратко сообщается, что однажды к умирающему королю Фердинанду был вызван некий странствующий лекарь.
Что-то в этом роде, вероятно, происходило в действительности. Но что? Как и во всякой легенде, исторический факт смешался с вымыслом. Правда и фантастика, грёзы алхимии и первые успехи медицины причудливо сочетаются в этом полузабытом предании.
История, которую вы сейчас прочтёте, могла окончиться по-другому. И всё же главное в ней не выдумано. Это главное— образ врача, готового идти на смертельный риск ради спасения больного.
В конечном счёте это история о том, как врач выполняет свою задачу. Задачу, в которой слово исцелителя играет такую же великую роль, как и его дело.
…Рассказывают, что это случилось в Вене, в ночь полнолуния. У ворот замка остановились два всадника. Слуга слез с лошади и постучал в ворота.
Вышел латник, начал браниться, но, узнав, кто приехал, отправился за капитаном. Капитан замковой стражи был предупреждён. Он сам пошёл вперёд, дымя смоляным факелом; а следом звенели шпоры приезжего.
Миновали мощёный двор, где горели костры. У костров кучками сидела охрана. Прошли вторые ворота, поднялись
в башню. Долго шли гулкими переходами. Это был старинный замок-лабиринт, последний раз его перестраивали ещё при жизни Длиннобородого Карла, дедушки нынешнего короля.
Наконец добрались до внутренних покоев. Вожатый поднял руку, и стража развела алебарды.
В высокой, тускло освещённой зале толпились люди. Видимо, они уже давно стояли здесь. С тревогой и любопытством смотрели на высокие резные двери. Там над притолокой на золотом щите плясал красный лев, вывалив из развёрстой пасти длинный загнутый язык. Вокруг щита вилась на ленте древняя готическая надпись.
С двух сторон у дверей, задрав подбородки, застыла охрана. Посредине стоял усталый мажордом, опираясь на посох.
Вдруг говор стих, все головы повернулись назад. Вошёл закованный в сталь начальник стражи. За ним шагал приезжий. Это был коротконогий надменный человек в дорожных сапогах, опоясанный длинным мечом.
Он прошёл сквозь толпу и остановился у дверей опочивальни.

Глава 29
«ОСТАВЬТЕ ГАБСБУРГА ПОПАМ!»