Необыкновенный охотник (Брем)

Марабу смешон в своей важности, величии и абсолютном спокойствии. При виде человека марабу не удирает от него сломя голову, а не торопясь отходит на безопасное расстояние. Альфред много раз проделывал такой опыт: увидев марабу, он направлялся в его сторону. И тотчас же марабу начинал шагать прочь. Не бежать, а именно шагать, временами оглядываясь, прикидывая расстояние между собой и человеком и строго соблюдая дистанцию. Стоило Брему остановиться — останавливался как ни в чем не бывало и марабу, стоило побежать — бежала и птица. Марабу редко подпускал охотника на расстояние выстрела. Это злило барона и радовало Альфреда, хотя он старался не показывать этой радости. Мюллеру непонятна была эта радость, как не мог он понять и многого другого в поведении своего помощника. Например, его отношение к ибисам. Барон видел в этой птице лишь объект охоты, Альфред — еще и многое другое.

Он знал, как высоко чтили древние египтяне ибиса, возвещавшего народу, что начался разлив Нила — именно тогда прилетала эта птица с верховьев реки, где гнездилась. Древние египтяне считали: появление птицы свидетельствует о том, что бог не забыл египтян, что он снова пришлет воду на истомленную жаждой землю. А раз птица посланник бога, то и сама она — божество. И всячески берегли и охраняли ибисов, а погибших птиц бальзамировали и хоронили с почестями. Кто знает, может быть, древним египтянам было известно и то, что ибис не только посланец божества, но и добрый работник? Ведь к моменту прилета ибисов оживают бесчисленные насекомые, в особенности «бич божий» — саранча. И ибисы целые дни, с рассвета до заката, проводят на полях, уничтожая огромное количество опасных вредителей.

Альфред знал, что птицы эти, если их не преследовать, очень доверчивы, не боятся человека и легко привыкают к нему. Впрочем, это он знал по собственному опыту — пять молодых ибисов жили у него и были настолько ручными, что, умея прекрасно летать и совершая полеты над двором, неизменно возвращались.

Ибисы бегали за Альфредом, как собачонки, а увидав, что в столовую несут тарелки, немедленно отправлялись вслед и ласкались к людям до тех пор, пока не получали что-нибудь со стола.

Ну мог ли Брем стрелять в этих птиц?

А как радовался Альфред, встречая в Африке своих крылатых земляков — ласточку, летавшую стрелой над полями, медлительную перепелку, которая выкликивала такую знакомую Альфреду с детства песню в гуще хлебных колосьев. С каким удовольствием и любопытством наблюдал он за беспокойными движениями и предусмотрительными проволочками птиц, собирающихся домой. С восхищением прислушивался к пению полевой славки, запрятавшейся в зеленый куст, или за гордым полетом царственного орла. Ему так и казалось, что все эти птицы, летящие на родину, унесут с собой его привет. Ведь вид их был так знаком, так дорог Альфреду. Ему казалось, что тот скворец, которого он видел сидящим на спине буйвола и распевающим свои песенки, прилетел сюда из его родного Рентендорфа, а ласточка, пролетевшая над ним, блестя черно-зеленым крылом, совьет свое гнездо в одном из домов его родной деревни.

Часами задумчиво бродил Альфред по лесам, по берегу реки, наблюдая за птицами, — ему одинаково дорог был и незнакомый седлоклювый аист, прозванный так потому, что на задней части клюва у него есть возвышение, напоминающее по форме седло, и знакомые козодои, грачи, цапли, прилетевшие из Европы.

В такие дни барон был очень недоволен своим помощником. Но Альфред уже не обращал внимания на недовольство Мюллера.

Предательство барона Мюллера

Австрийский консул — единственный дипломат в Хартуме, представляющий в Судане интересы всех европейских держав, встретил Альфреда как всегда приветливо, и как всегда на столе появились чашки ароматного кофе, как всегда слуга принес дымящиеся чубуки, и как всегда на немой вопрос Брема консул развел руками: писем от барона Мюллера не было. Вот уже четвертый месяц…

Альфред пил кофе медленно — ему не хотелось уходить. Консул понимал это — он очень хорошо знал историю экспедиции барона Мюллера и от всей души сочувствовал Брему. Но ничем не мог помочь ему.

Разве что молча посочувствовать и оставить для него открытыми двери своего дома — консул знал, что в Хартуме немного домов, куда заходил молодой путешественник, где он мог рассчитывать на откровенность и дружеское участие.

Из Хартума барон и Брем совершили не очень удачное путешествие в малоизвестную страну Кордофан. Альфред много ждал от этой поездки — ведь ни один натуралист еще не бывал в тех местах. Но Мюллер из-за своего невыносимого характера, по сути дела, провалил экспедицию. Сначала он умудрился поссориться со своими спутниками, потом с проводником и, наконец, так восстановил против себя местных жителей, что они чуть не растерзали участников экспедиции.

Вернувшись в Хартум, барон вдруг заявил, что все предыдущие поездки, в том числе и его поездка в Алжир и Марокко, — это все лишь начало осуществления того плана, который он наметил. Новая экспедиция будет настолько грандиозна, что потрясет весь ученый мир!