Неодинокий Попсуев

Сергей сделал к ней шаг, но она упредила его порыв:

– Не подходи. Разберись-ка в своих чувствах.

Тут в кабинет зашел Берендей.

– Несь, я забыл… А, Попсуев…

– Значит, подумаете над моим предложением? – обратилась к Попсуеву Несмеяна, а затем к Берендею: – Слушаю вас, Никита Тарасыч.

Сергей с горящими щеками вышел. Он вновь спустился в цех и вновь встретил в центральном проходе Закирова. Тот опять что-то прокричал ему, но он не расслышал и отмахнулся. Ему стало вдруг всё равно, что о нем думают другие, что о них с Несмеяной думают другие, что думает о них и о нем Татьяна. Ему было не всё равно, что думает о нем и об их отношениях сама Несмеяна. Он понял, что, не прояснив всё, к прежним отношениям с царевной не вернуться. Попсуев направился в комнату ОТК. Поздоровался со всеми, подошел к Татьяне:

– Тань, выйди. – И вышел сам. Татьяна следом.

Они отошли в сторонку к подоконнику, и там Попсуев в бледном свете из окна разглядел бледное осунувшееся лицо девушки. На нем не было макияжа, и оттого оно казалось детским. Сергею стало вдруг безмерно жаль Таню, и он почувствовал страшное раскаяние за нанесенную ей боль. И в то же время злился на ее привязанность к нему.

– Прости, – сказал он ей.

– За что? – подняла Таня на него глаза, и он не выдержал ее взгляда.

В этот момент, как нарочно, появилась и Светланова.

– Да что же это такое! – вырвалось у Татьяны. Она даже ударила себя рукой по ноге.

– Воркуете? – бросила Несмеяна, заходя в комнату.

– Таня, прости, – повторил Попсуев, но уже не так искренне, как до этого.

– Да не за что мне прощать тебя, – вздохнула та и ушла к себе.

– Не за что, так не за что, – пробормотал Сергей, чувствуя себя подлецом.

Мятущийся да успокоится

Вечером Попсуев два раза направлялся к Несмеяне и оба раза возвращался. В третий раз возвращаться не стал. Шел одиннадцатый час. «Надо идти в ногу со временем. Лишь бы не было тети Лины». Дверь открылась. Несмеяна была босиком в ночной рубашке.

– Ты одна?

– Нет, с Горби. Заходи. Теть Лина захворала, осталась у теть Шуры.

Сергей зашел.

– Холод от тебя, – поежилась Несмеяна. – Чай будешь?

– Буду.

Она надела халат, влезла в тапки и прошла на кухню.

– Просто заглянул или не просто?

– Я бы не хотел сложностей.

– И как же ты это хочешь совмещать?

– Что?

– Кого. Меня и Татьяну.

– С чего ты взяла, что я с ней встречаюсь? – зло спросил Попсуев.

– Брось, – устало сказала она. – Об этом разве что песни не поют.

– Да я с ней месяц уже не встречался! – воскликнул Сергей.

– Соскучился?

– Не будем, а?

– Тебе с медом? И еще… Или с вареньем? Переступая порог этого дома, ты должен меня слушаться во всём. И не врать.

– Слушаться?

– Да, ты должен покоряться мне во всём, – тихо произнесла Несмеяна. – Если ты, конечно, мужчина, а не самец. Если ты рыцарь, а не оруженосец.

– Не понял.

– Понятно, что не понял. Знаешь, чем отличается рыцарь от оруженосца?

Попсуеву стало тоскливо, и он вспомнил бледное лицо Тани у окна.

– Рыцарь несет оружие, а оруженосец носит.

– Да? – Сергей не уловил разницы, но почувствовал истинность ее слов.

– Да! – впервые Несмеяна произнесла хоть одно слово в запальчивости. Попсуев залюбовался ею, она будто только что нанесла саблей неотразимый удар.

– Нести, носить, не понимаю, – сказал он. – Какая разница?

– Не лукавь, всё ты понял! Ты должен покоряться мне во всём. Даже в том, с чем не согласен. Тогда нас могут связать более высокие отношения, чем твои с… другими. – Сколько пренебрежения в этом слове!

– Покоряться, это как? – тихо спросил Попсуев.

– Принадлежать только мне.

– Прости, – сказал Попсуев, у него голова шла кругом. Сергею показалось вдруг, что Несмеяна воспринимает его как механического болванчика, заведенного на единственное возвратно-поступательное движение мужского поршня и на одно слово «прости». На лице Несмеяны он увидел то, чего больше всего боялся увидеть: снисходительность. – Прости, я не могу себе этого позволить. – Он вышел в прихожую и стал надевать туфли.

Попсуев на минуту дольше, чем следовало, ждал, когда она выйдет проводить его. Не вышла. Сергей тихо прикрыл за собой дверь. «Рыцарь – откуда это у нее?» Он тоже в детстве читал про всяких Квентин Дорвардов, фильмы смотрел, но никогда не любил их. «Им всем далеко до Сирано! И вообще мне по душе больше оруженосцы. Почему? Да черт их знает почему!» Он изо всех сил пнул какой-то сучок, тот с треском врезался в стену дома.

Мысли о Несмеяне не отпускали его. Ее лицо стояло перед глазами, и с него не сходило снисходительное выражение. «Я хочу принадлежать только тебе, – говорил ей Попсуев. – Я и принадлежу только тебе, но не хочу, чтобы ты требовала это!» «Почему я не сказал ей об этом? Вернуться и сказать?» Он уже подходил к общежитию. Остановился и еще раз задал себе этот вопрос. Попытался представить, как Несмеяна отреагирует на него. «Ползти с извинениями, нет. Другие пусть ползут». Он не привык подчиняться женщинам, тем более покоряться им. «Это ненормально. Но ответ-то надо дать!»