Неодолимое желание

Ему на ум пришли слова Лайонса о том, как следует обращаться с приличными женщинами, но его руки, похоже, сами знали, что делать, а потому обхватили ее маленькие крепкие груди с затвердевшими сосками, которые топорщились через ткань платья. Гейб сгорал от желания сорвать с нее одежду и обхватить эти соски губами, лаская их до тех пор, пока не услышит стон Вирджинии и она не обмякнет у него в объятиях.

Но это — безумие. Сюда может кто-нибудь прийти.

«Хорошо!» — шептал ему его разум. Тогда репутация ее будет подорвана, и он сможет жениться на ней без преодоления полосы препятствий в виде ухаживаний.

Если только тот, кто найдет их здесь, не убьет его раньше.

Но это Гейба совершенно не волновало. До тех пор, пока она будет позволять ему прикасаться к ней, он будет это делать. Потому что есть вещи, ради которых стоит умереть.

Глава 8

Вирджиния не могла поверить, что руки Гейба лежат у нее на груди. Это ужасно! Возмутительно!

Восхитительно.

Как может что-то скандальное давать такие приятные ощущения? Уже то, что он поцеловал ее, было плохо, а теперь своими ласками он приводит в смятение ее чувства. Это просто нечестно. Он жульничает. А она позволяет ему это делать.

Надо остановить его. И она остановит… через несколько минут. После того как поймет, почему не хочет этого делать.

Он подтолкнул ее к живой изгороди лабиринта, прижимаясь к ней всем телом и продолжая терзать ее рот. Подрезанные ветки самшита кололись сквозь платье, она слышала их острый запах, но осознавала только ощущения, которые вызывал в ней Гейб, жаркие и очень чувственные. Такие приятные. Особенно когда он зажал в руках ее грудь и касался сквозь платье напряженных сосков. Трудно было сказать, где заканчивалось его прерывистое дыхание и начиналось ее собственное. Боже правый, он сводит ее с ума!

И она, должно быть, делала с ним то же самое; она ощущала его выступающую плоть. Виржиния выросла на конном заводе и знала, что это означает. Это должно стать предупреждением о том, что пора прекратить это безумие, но она почувствовала ликование в душе. Гейб сказал правду, что испытывает к ней сильное желание. Когда он целовал ее, в нем не было ни капли холодного расчета, и ее женское тщеславие было удовлетворено.

Но когда Гейб расстегнул верхнюю пуговицу лифа, Вирджиния отодвинулась и перехватила его руку.

— Нельзя, — прошептала она, глядя на его вторую загорелую руку, которая продолжала ласкать ее грудь. — Это непристойно.

— Это именно то, о чем я сейчас подумал, — блеснул глазами Гейб, — о непристойности.

Ужасный человек, он еще смеется над ней.

— И безрассудно, — проворчала Вирджиния, чтобы отвлечься от осознания того, что Гейб расстегнул еще две пуговицы. — Ты очень безрассудный. — Она умирала от ощущения его пальцев на своей обнаженной коже.

— А чего ты ждешь от такого мужчины, как я? — Гейб поцеловал ее в висок. — Безрассудство — мое призвание. И потом, тебе ведь нравится, когда я безрассудно веду себя.

— Нет, не нравится! — выпалила Вирджиния, и это была явная ложь. Ощущение его руки, проникающей под лиф платья, было обжигающим. Оно заставляло ее почувствовать себя настоящей женщиной. Его женщиной.

Она сумасшедшая.

— Тебе нравится это, — поцеловал ее в ухо Гейб, — потому что незаметно для других в тебе тоже есть доля безрассудства.

У Вирджинии заколотилось сердце. Ну почему именно он должен быть тем единственным, кто замечает ее желание быть безумно безответственной?

— Только не говори мне, что ты не испытала удовольствия от гонки сегодня днем, — продолжал Гейб, словно маленький чертик, сидящий у нее на плече и нашептывающий ужасную правду. — Я видел твое лицо.

— До или после того, как ты едва не разбился? — выдохнула Вирджиния. О Боже, он проник к ней под корсет, чтобы ласкать ее соски. Больше всего ей хотелось сбросить одежду, чтобы ему было удобнее делать это.

— Ты действительно за меня переживала. — Его рука замерла у нее на груди.

Что она сказала? Ах да. Ей не следовало этого говорить.

— Я хотела сказать, до того, как ты едва не угробил нас обоих.

— Не отрицай это. Ты волновалась за меня. — Гейб перекатывал ее соски между пальцами, и Вирджиния чувствовала, как слабеют ее колени. Почему она просто не заставит его остановиться?

Потому что ей не хотелось, чтобы он останавливался.

Его дыхание участилось, она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке.

— Никто, кроме моей семьи, никогда обо мне не беспокоится. Все считают, что я сильный и непобедимый.

Что-то в его голосе пробудило в ней желание заключить его в свои объятия и утешить. Но вместо этого Вирджиния отпрянула, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Это потому что ты сам думаешь, что непобедим.

— На самом деле мне все равно, победим я или нет, — мрачно заявил Гейб.

Эти слова испугали Вирджинию. Слава Богу, он перестал ее ласкать, потому что сейчас ей надо было спокойно подумать.

— Тогда зачем жениться, если ты собираешься оставить женщину вдовой?

У него на лице появилось уязвленное выражение, но он мгновенно его спрятал.

— Я же сказал тебе почему. Потому что Селия…