Неоязычество на просторах Евразии

При этом русское неоязычество сплошь и рядом остается вне поля зрения критиков. Достаточно сказать, что в миссионерском справочнике, выпущенном для нужд РПЦ, среди нескольких десятков учтенных сект и движений были упомянуты лишь две группы русских неоязычников, причем далеко не самые основные, – группа Доброслава и «Церковь Нави» и, наряду с ними, марийское языческое движение «Ошмарий-Чимарий»[92]. И это при том, что в России существуют уже десятки неоязыческих общин и движений! Православные газеты и журналы, развернувшие яростную кампанию против «тоталитарных сект», почти не упоминают о русских неоязычниках.

Любопытно, что, касаясь в своих выступлениях взаимоотношений с иными конфессиями, в том числе нехристианскими, Патриарх Алексий II, как правило, избегал упоминания русского неоязычества[93]. Ни одна из русских неоязыческих общин не фигурировала и в обращениях Архиерейских Соборов, если не считать ряда псевдохристианских сект («Белое Братство» и др.), которые не считаются неоязыческими в строгом смысле слова. На этом фоне особенно разительной выглядит та отчаянная борьба, которую РПЦ вела в последние годы с реформаторами-«новообновленцами».

Для нашей темы определенный интерес могут представлять выступления русских священников против некоторых идей кришнаизма, оккультизма и теософии в той мере, в какой эти идеи разделяются некоторыми русскими неоязычниками. Священники высказываются против отождествления человеческой души с Богом, с Абсолютом, против убежденности в безгреховности человека, против полного отрицания телесного и ненависти к материи. Они обращают внимание на отсутствие в православии, в отличие от индуизма и неоиндуизма, обычая вегетарианства (некоторые неоязычники, опираясь на «Влесову книгу», его пропагандируют), учения о переселении душ и представлений о кармической необходимости, фактически отрицающих свободу воли[94].

Почему РПЦ, развернув активную деятельность против своих духовных недругов, почти полностью игнорирует русское неоязыческое движение? Прежде всего потому, что Русская Православная Церковь понимает язычество очень широко[95]. Для нее – это не только политеистические религии, но зачастую все какие бы то ни было нехристианские религии вообще, в частности восточные, а также некоторые христианские секты и даже, по мнению отдельных священников, – католичество и протестантизм.

Тем не менее идеологи русского православия обладают информацией о русском неоязыческом движении и следят за его развитием[96]. Поэтому особый интерес представляют те немногочисленные публикации, в которых прямо обсуждается вопрос о современном русском неоязычестве и взаимоотношениях с ним РПЦ. Одним из немногих на эту тему высказался священник М. Козлов, преподаватель Московской духовной академии и настоятель Университетской церкви Св. мученицы Татианы. Возрождение славянского язычества он ставит в прямую связь с развитием кришнаизма, увлечением НЛО и «пришельцами», интересом к целителям, астрологам и экстрасенсам. Все это он называет язычеством, определяя его как магическое направление по преимуществу. Вместе с тем, как явствует из его слов, главные разногласия между РПЦ и русским неоязычеством лежат далеко за рамками религии и связаны прежде всего с пониманием национальной идеи.

Мы помним, что неоязычники обвиняют христианство не только в отказе от исконной самобытной культурной традиции, но в жестоком ее уничтожении. На это Козлов отвечает, что национальные беды и унижения, подчинение завоевателям или революционерам даны человеку за грехи (вспомним, что язычество отвергает идею изначальной греховности) и не являются Абсолютным злом. Абсолютное зло – это то, что губит душу. И в этом смысле в 988 г. произошло едва ли не самое значительное событие во всей русской истории – переход к христианству спас душу русского человека от дьявола. Следовательно, в отличие от русских неоязычников, Церковь не считает культуру и государство самоцелью: государство не должно замыкаться на себе, ибо его предназначение – забота о духовном благе подданных. А духовность русского человека, его культура, письменность, национальное самосознание в течение последнего тысячелетия основывались на церковно-православной традиции. Козлов отвергает какой бы то ни было вклад «народного язычества» в культуру, иллюстрируя это тем, что все выдающиеся русские люди были христианами, а все высшие достижения русской культуры (архитектура, искусство) связаны с христианской православной традицией. Мало того, для обоснования своей позиции Козлов прибегает и к теории прогресса, заявляя, что христианство вывело людей из лесов, из «естественного состояния», из звериной жизни и сделало их «высшим творением Бога».