Неоконченная автобиография

Моим Ватерлоо была еженедельная стирка. Обычно я спускалась в подвал, уставленный большими лоханями, и занималась стиркой. Я привезла с собой всю свою собственную детскую одежду, очень красивые фланелевые костюмчики с кружевными оборками, почти бесценными — целую дюжину, и то, что я с ними делала, было просто стыд и ужас. После моей стирки они выглядели безобразно. Как-то утром в дверь постучали; открыв её, я увидела женщину, живущую этажом ниже. Она с состраданием посмотрела на меня и сказала: “Послушайте, г-жа Эванс, сегодня понедельник, и я больше не могу выдержать. Я английская служанка, вы английская леди, и я в этом разбираюсь. Есть вещи, которые я умею делать, а вы нет, так что будем-ка спускаться вниз вместе по понедельникам, пока я не скажу, что научила вас стирать бельё”. Она выпалила это так, будто заучила наизусть, и оказалась такой же замечательной, как и её слова. Сейчас в стирке и глаженье белья для меня нет ничего загадочного, и этим я обязана г-же Шуберт. Вот вам ещё пример человека, для которого я ничего не сделала, но который проявил 109] незаурядную человечность и доброту, и благодаря которому я чуть глубже заглянула в здание человечества. Мы стали настоящими подругами, и она часто защищала меня, когда Уолтер Эванс был в ярости. Я нередко находила убежище в её маленькой квартире. Интересно, живы ли они ещё с г-жой Снайдер. Думаю, что нет; они были бы очень старыми.

Когда Дороти исполнилось шесть месяцев, я вернулась в Великобританию повидаться с родными, оставив мужа заканчивать своё богословское образование и ожидать посвящения в сан. То был мой последний визит в Англию; после этого я двадцать лет не была там, но у меня не осталось о нём отрадных воспоминаний. Я не могла признаться, что несчастна, что совершила ошибку. Гордость меня удерживала, но они безусловно догадались об этом, хотя и не задавали никаких вопросов. Когда я была там, сестра вышла замуж за моего кузена Лоренса Парсонса. Состоялись обычные семейные сборы в дядином доме. Я провела в Англии только несколько месяцев, затем вернулась в Америку. Тем временем муж окончил семинарию, был посвящён в сан и получил приход в епархии Сан Хоакин, в Калифорнии. Это было для меня благом, так как епископ и его жена стали мне настоящими друзьями. Я до сих пор получаю от неё известия. Моя младшая дочь названа в её честь. Она относится к тем, кого я глубоко люблю; подробней я расскажу о ней ниже.

Я вернулась в Штаты на небольшом судёнышке, причалившем в Бостоне. Это было моё самое ужасное путешествие — маленькое грязное судёнышко, по четыре человека в каюте и еда за длинными столами, где мужчины не снимали шляп. Я вспоминаю это как кошмар. Но, как и всё плохое, плавание закончилось и мы прибыли в Бостон в проливной дождь, и я была в полном отчаянии. У меня была мучительная головная боль; мой несессер с массивными серебряными украшениями, принадлежавший моей матери, был украден, а годовалую Дороти было тяжело нести. Поездка проводилась по туристскому билету Кука, на борту был агент этой компании. 110] Он отвёз меня на железнодорожную станцию, где мне пришлось ждать до полуночи, потом сообщил всё, что мне положено было знать, угостил меня чашкой крепкого кофе и исчез. Утомлённая, я весь день просидела на станции, пытаясь успокоить неугомонного ребёнка. Когда пришло время садиться на поезд и я спрашивала себя, как мне управиться, я вдруг увидела рядом с собой того агента, но уже без униформы. “Я беспокоился о вас целый день, — сказал он, — и решил, что мне лучше самому посадить вас на поезд”. Он взял ребёнка, позвал носильщика и как можно комфортабельнее устроил меня на поезде, идущем в Калифорнию. Спальные вагоны были в то время не столь удобными, как сейчас. Снова я испытала незаслуженную доброту от того, кому ничего не сделала. Пожалуйста, не подумайте, будто во мне было что-то подкупающее и отрадное, что побуждало мне помогать. Думаю, я отнюдь не была очаровательной. Я была скорее высокомерной и капризной, очень сдержанной, почти до немоты, и с явными британскими замашками. Нет, дело совсем не в этом, а в том, что обычные люди внутренне добры и любят помогать. Не забывайте, что доказательство этого факта является одной из целей моей книги. Я не придумываю примеров, а сообщаю о реальных событиях.

Мой муж был сначала приходским священником небольшой церкви в Р., — именно там я привыкла к обязанностям жены священника, к тому, что от неё постоянно что-то требуется. Я окунулась в сугубо женские проблемы прихода. Я должна была посещать организацию женской помощи. Мне нужно было проводить собрания матерей, мне постоянно приходилось ходить в церковь и слушать бесконечные, нескончаемые проповеди Уолтера. Как и все священники с семьями в миссионерских округах, мы питались 111] главным образом курятиной, и я поняла, почему курица считается священной птицей — потому что неимоверное их количество поглощается священнослужителями.