Неоконченная автобиография

На авторитарной стороне были и такие теософы, которым всё это было очень не по душе. Они находились под контролем Э.С., но чувствовали, что используемые методы являются отвратительными. Многие из них делали всё возможное, чтобы выказать дружеское отношение к нам просто как к людям. Некоторые к концу съезда убедились в правоте нашей позиции и сказали нам об этом. Другие, которые приехали на съезд с открытым умом, взвесили свои интересы и стали на нашу сторону. Однако, несмотря на всё, мы потерпели полное поражение, а Э.С. агрессивно торжествовала. Нам ничего не оставалось, кроме как вернуться в Кротону. И ситуация 174] дошла до того, что в конце концов г-н Уоррингтон был вынужден оставить свой пост главы Т.О. в Америке, хотя и сохранил свои позиции в Э.С. Его преемником стал г-н Роджерс, который находился в ожесточённой и гораздо более личной оппозиции к нам, чем г-н Уоррингтон. Последний осознавал нашу искренность; кроме того, невзирая на организационные расхождения, между г-ном Уоррингтоном, Фостером и мною существовала сильная привязанность. Г-н Роджерс был человеком гораздо менее достойным и уволил нас с наших должностей, как только получил власть. Так завершились наше пребывание в Кротоне и наше искренняя попытка послужить Теософскому Обществу.

ГЛАВА V

175] Эта глава проводит резкую грань между миром, в котором я жила, и миром, в котором живу теперь (1947 год). Начался совершенно новый цикл. До сих пор я была просто Алисой Бейли, женщиной, занимающей видное положение в обществе, матерью и работником церкви; моё время принадлежало мне; никто ничего обо мне не знал; я могла планировать свою жизнь, как мне заблагорассудится, если не считать заботы о детях; никто не добивался встреч со мной; не надо было править никаких корректур, читать публичных лекций; помимо всего прочего, бесконечная корреспонденция и написание писем не поглощали моего внимания. Я иногда спрашиваю себя, имеет ли публика хотя бы отдалённое представление о том поистине страшном количестве писем, которые я диктую и получаю. Я не преувеличиваю, когда говорю, что в отдельные годы диктовала свыше 10000 писем, а однажды я подсчитала время, которое у меня уходит на ежедневную корреспонденцию, и получилось, что я трачу сорок восемь минут в день только на распечатывание конвертов. Учитывая всё это, а ещё тысячи циркуляров за моей подписью, плюс письма, которые я писала целым национальным группам (они не скреплялись моей личной подписью), вы поймёте, почему я сказала однажды своему мужу, что на моём надгробном камне хорошо было бы высечь: “Она умерла, заваленная бумагами”. Сегодня мой максимум составляет шесть тысяч писем в год, потому что я перепоручаю значительную часть корреспонденции мужчинам и женщинам, которые могут уделить больше внимания, времени и заботы ответам на письма. Иногда я подписываю эти письма, иногда нет, и хотела бы в этой связи выразить свою признательность 176] г-ну Виктору Фоксу и ещё одному-двум сотрудникам, писавшим за меня поистине чудесные письма (за которые люди благодарили), хотя сами они не удостаивались никакой похвалы. Именно это я называю бескорыстным служением — писать письма, которые вы не подписываете и за которые получает благодарность кто-то другой.

Весь этот период моей жизни (1921-1931 годы) был сравнительно скучным. Мне трудно вспомнить что-нибудь яркое, оживляющее ту монотонную рутину, в которую я окунулась в эти годы. Ни Фостер Бейли, ни я не планировали такой жизни, и мы часто говорили, что если бы знали, что готовит нам будущее, мы никогда бы за это не взялись. Вот выдающийся пример истинности поговорки: “Неведение блаженно”.

После того совершенно возмутительного съезда Т.О. в Чикаго Фостер и я вернулись в Кротону крайне разочарованными, глубоко убеждёнными в том, что Т.О. управляется исключительно на личностных началах, в нём делается упор на личностном статусе, личностной преданности, личностной симпатии и антипатии, и навязываются личностные решения массе личностных последователей. Мы просто не знали, что делать и в каком направлении действовать. Г-н Уоррингтон уже не был президентом Т.О.; его место занял г-н Л.У.Роджерс. Мой муж пока ещё оставался национальным секретарём, а я — редактором национального журнала и председателем кротонского комитета.

Никогда не забуду, как однажды утром, после того как г-н Роджерс занял свой пост, мы поднялись к нему в офис, чтобы изложить наше желание продолжать служить Т.О. Г-н Роджерс посмотрел на нас и задал вопрос: “Как вы думаете, есть ли способ, которым вы можете мне служить?” Итак, мы остались без работы, без денег, без 177] будущего, с тремя детьми и в полной неопределённости относительно того, что бы нам следовало делать. Была предпринята попытка выселить нас из Кротоны, но Фостер телеграфировал г-же Безант, и она немедленно пресекла эту попытку. Это было бы уже слишком.