Тогда в неврологиях охотно ставили диагноз «остеохондроз», и по нему даже давали группы инвалидности. В основном третью. Глядя на проявление этого заболевания, подозревала, что и у меня – не без него. Обострения, судя по всему, не было, но состояние явно не лучшее. К ночи на батарее висело уже что-то вроде подготовки к коллекции нижнего белья. Но теперь уже знала, что об этом, как и о многочисленных проблемах со зрением и пошатыванием при ходьбе, нужно говорить сразу. И никаких головных болей. Они, правда, были, и довольно сильные, мигренозные.
Сразу после обеда произошел настолько сильный скачок состояния, что пришлось включить аварийный запас сил. Кометой добежала до сортира, затем темнело в глазах, пришла в палату, шатаясь, упала в койку и поняла, что теряю сознание. Или что-то вроде того. Ординатора позвала кавказская женщина. На вопрос ответила просто: плохо.
– Сейчас капельницу с панангином поставлю, – пригрозила доктор.
Испугалась и отказалась. Это была минута слабости. Хотя кто знает, что было бы со мной во время и после капельницы. Следом за ординатором пришла Соломониха, пощупала пульс, посмотрела глаза, потыкала булавкой в ноги, поморщилась, сказала, что синдрома Бабинского почти нет, но новое назначение сделает. Соломониха в этот раз держалась более дружелюбно, но и более официально. Однако накричать могла ни за что. Предсказать смену ее настроения нельзя было.
Вечером кавказская женщина, прохаживаясь по палате, выпив полстакана томатного сока «Джей Севен», спросила:
– Вот ты зачем пришла сюда? Ты молодая, иди к мужу. Я пришла сюда, потому что измотана болью, я хочу отдохнуть.
Помнится, она хорошо рассказывала про томатный напиток с чесноком и грецкими орехами. Или это был соус к мясу? А может, к фасоли?
– Я очень серьезно больна, – ответила, тихо раскалившись.
Накал объяснялся тем, что по мне не видно, насколько мне плохо.
– Это пока, – неожиданно в масть и громко сказала не старая, но уже истощенная женщина с рассеянным энцефаломиелитом. – Я двадцать лет про эту болячку не знала.
Женщина была раза в два старше меня. Диагноз у меня был похожий.
После довольно эмоциональной защиты от кавказской женщины срочно потребовалось в сортир, да еще ноги становились холоднее от минуты к минуте. В сортире кто-то уже был, как оказалось – кавказская женщина. После сортира побежала, насколько это слово применимо к моему способу передвижения, в клизменную. Там пришло успокоение в виде теплого душа. Клизменная была, как и сортир, – хочешь пользоваться, сначала вымой. И каждый раз мыла. А потом, устав, мочилась в ванну, потом споласкивала ванну горячей водой с жидким местным мылом. И мазала тело на сквозняках детским кремом. Сквозняки были феерические. Даже в окно выпрыгивать не нужно – романтический образ обеспечен.
На следующее утро начались процедуры: уколы, физиотерапия, массаж. Предлагали капельницы, но отказалась. Чувствовала, что от них будет плохо. В последующие годы капельницы стали чем-то привычным.
Из физиопроцедур назначили электрофорез на воротниковую зону и магнитное кресло. Кресло оказалось низким, черного цвета, а магнитные диски в нем были незаметны. Находились они, как объяснила медсестра, в двух местах на спинке, в сиденье – самый большой, и два маленьких – в ручках кресла. Это была приятная процедура. Можно было сидеть, смотреть в небо и молиться. Никто не мешал.
Электрофорез был знаком по детству. Но сейчас и аппаратура другая, и солевые составы тоже. И это была приятная процедура.
Внутривенные, особенно эуфиллин, после пяти уколов которого самочувствие заметно улучшилось, переносила с трудом. Почти сразу же накрывала глубокая холодная эйфория с высоким сердцебиением. В глазах темнело.
Наверно, именно так представляла себе озарение, в котором хоть ненадолго появится Никита.
Озарения не было, были невероятно состарившиеся сосуды. Так эйфория раз и навсегда отделилась от переживания божественной благодати.
Вечером кавказская женщина рассказала почти детективную историю о том, как ее сына, болевшего гепатитом, спасли вши.