Неоконченная хроника перемещений одежды

Лист с расшифровкой положила в картонную папку. Поблуждав по коридорам, вышла наконец на первый этаж к регистратуре.

– Направление нужно. От районного невролога.

Пожилая и очень сухотелая регистраторша помедлила, стрельнула поверх очков глазами и смилостивилась.

– Хорошо, вот через неделю. Запишу вас к Лилии Мухаммедовне. Она хороший специалист. А вы направление мне уж принесите. Я его запишу сюда…

Постучала карандашом по журналу.

– И отнесете его Лилии Мухаммедовне. Госпитализироваться будете?

– Как скажет, – задумчиво ответила я.

Мне сразу легло на душу это здание в конце огромного проспекта, на второстепенном шоссе, стройное, как дворянское собрание и немного сырое, как ухоженный склеп. Здание грело озябшую душу (хотя было сырое и мрачное) и безмолвно уверяло, что меня здесь примут и поймут.

Вышла на свет из «Белорусской»-радиальной, почти поплыла в синих солнечных пятнах, путаясь в подоле, так как в глазах потемнело, но успела на троллейбус. Сошла на остановку раньше и свернула на соседнюю улицу – в поликлинику. Невролог принимал до семи, было около пяти, передо мной, на фоне широкого окна с цветами-декабристами, было человека три.

Принимала та самая пожилая невропатолог, кандидат медицинских наук, которая нашла у меня мужскую походку.

– Ага! – задорно воскликнула она, прочитав описание снимка и выписку. – Правильно все делаешь. Направление сейчас выпишу.

И автоматическим жестом извлекла из узкого широкого ящика нужный бланк, буроватый от времени. Писать не торопилась, читала выписку из стационара.

– Постой-постой. Что это Ида Соломоновна пишет? Какие такие головные боли? И почему не названо прямо – тазовые нарушения, а какие-то расстройства? Ну это: нистагм, Бабинский, парапарез… Хоть это написала. Да кто эта Ида Соломоновна? И кто я? Она что там себе думает?

Невропатолог подняла на меня глаза. Мальчишеская стрижка, очки блестят азартно.

– А ты что воронишь? Небось характер показала ей? Она этого не любит. А что делать, если ты от нее теперь зависишь? До бессрочной тебе знаешь сколько лет нужно будет группу подтверждать? А тебе еще ее не дали! Так что характер свой ты спрячь. Я знаю, что он у тебя есть, а больше никто не должен. Поняла?

Что тут ответишь? Характер тупой и скверный. Демагогический.

– Поняла.

– То-то. А теперь вот так сделаем. Завтра принимает окулист, я ее знаю. Иди именно к ней, я сейчас в карте тебе напишу, что для подтверждения диагноза нужен осмотр окулиста. И вот тебе направление в этот твой НИИ неврологии, на два исследования: аудиограмма и осмотр дисков зрительных нервов на предмет, не было ли воспаления. Находи деньги где хочешь, исследования сделай.

– Мне еще отпускные не заплатили…

– Вот-вот, дело говоришь.

Кто сказал этой женщине, что в моей жизни от этого заболевания и от группы так много зависит, неизвестно. Но ее горячее участие выкормило во мне уверенность, что не притворяюсь и что группа будет. А это очень важно: знать, что не притворяешься. Реакция медиков на жалобы может сбить с толку. Очень она бурная бывает. Или только мне так кажется. Последующие годы показали, что не только мне.

В бархатно-черном кабинете окулиста просидела, не выспавшаяся, полчаса, и все это время в глаза то светили, то тыкали красным лучом. Доктор с тонкой длинной улыбкой объяснила про побелевшие соски зрительных нервов, частичную атрофию, следы неврита в левом глазном нерве и начальный астигматизм. Даже не знала, что у меня был неврит. Затем она записала в карту все четким жирным пером, подписала направление на исследование в НИИ и пожелала удачи.

Оставалось поехать в «Рогнеду» за отпускными.

Яша смотрел мрачно, но приветливо.

– Свободный художник? Имей в виду, обратно не возьму.

Вздохнула в ответ. Сказать было нечего.

Отпускные выдали. Главбух положила на столе ведомость не без изящества, она вообще была очень дружелюбна. Расписалась в положенных крохах, которых явно хватит на исследования, но может хватить и еще на нечто из секонд-хенда. Соня поморщила носик, глядя на мои юбки, майку и куртку. Никто из сейлзов, которых звала к телефону и прикрывала собой, не поздоровался. Женя легкомысленно кивнул и ускользнул прочь. Больше никого не встретила.

В НИИ на исследования записала та же сухотелая регистраторша. Отдала ей направление от невропатолога, как родному человеку – денежный долг. Оставалось ждать. Последние дни для человека с моим диагнозом были адскими. Столько передвигаться и здоровому трудно. Но во мне трясся заводной рок-н-ролл, и, почти нефигурально падая от усталости посреди тротуара, все же вынесла эту предварительную гонку.

Дома, среди коробок с дареными или нет, неизвестно, вещами представителя, попыталась начать рисовать новые модели, но получалось пошло. Позвонила Белке, у той была истерика.

– Купон очень дорогой! Мы не можем и носового платка из него сшить, ни сантиметра зря потратить нельзя…

Идея коллекции одежды начала понемногу растворяться. Нет, не хочу быть модельером. Одежду надо покупать.