Неоконченное путешествие

Полковник оказался отнюдь не идеальным попутчиком. Он был индо-испанский метис, но испанского в нем было разве что его имя; единственный его багаж состоял из старинного ночного горшка и ветхого, из искусственной кожи чемодана, который благополучно был забыт на берегу. Пропажа обнаружилась, когда мы подошли к какой-то барраке в двадцати пяти милях выше по реке, где нам и пришлось дожидаться, пока посланная за чемоданом лодка вернется обратно. Потом полковник устроился в «каюте» на корме, где и пребывал до конца пути — сорок пять дней.

Таможенный служащий, напротив, оказался весьма приятным человеком, но ни он, ни полковник не взяли с собой ничего съестного и потому уповали на мои запасы, состоявшие из скромного количества овсяных лепешек, нескольких мешков черствого хлеба и консервированных сардин. Овсяные лепешки их не интересовали, а остального хватило лишь на десять дней, после чего они принялись околачиваться у котла команды, однако без ощутительных успехов.

На второй день мы повстречали бателон, державший путь в Риберальту. Его хозяин, немец по имени Гессе, немедленно узнал в наших индейцах своих пеонов, завербованных обманным путем. Он разбушевался и обвинил нас в том, что мы его ограбили, но ничего не мог поделать. Наш шкипер смеялся ему прямо в глаза.

В барраке Консепсьон мне удалось достать немного продуктов, в том числе английское варенье, у жены местного управляющего. Такие вещи были редкостью в здешних краях, потому что английские заводчики решительно отказывались приклеивать на консервные банки этикетки на испанском языке, и их продукцию не покупали, так как никто не знал, что она собой представляет.

На третий день после отплытия из Консепсьона нас захватил сурусу и замедлил наше продвижение. Стало чертовски холодно, ветер хлестал воду с таким остервенением, что она вспенивалась, и вскоре река стала походить на волнующийся океан. Жизнь в лесах замерла, чувство мрачного одиночества охватило нас. Но ко времени нашего прибытия в Санто-Доминго солнце опять выглянуло, и мы воспряли духом, когда управляющий барракой сеньор Араус нагрузил наш бателон бананами, апельсинами и другими свежими продуктами.

— Очень сочувствую вам, что приходится плыть вместе с полковником! — сказал он так, что полковник прекрасно все слышал. — Я знаю эту пташку и отнюдь не завидую вам!

Вскоре бателон заставил нас встревожиться за свою безопасность, ибо оказался весь прогнившим. Опасения команды получили подтверждение, когда на шестнадцатый день коряга проткнула дно и сбила с ног нашу пассажирку, которая чуть не подавилась мухами — ее рот в это время был полон ими. Мы бы затонули, но нам кое-как удалось обрубить корягу и заделать дыру доской от ящика, которую мы приколотили гвоздями. Два человека были приставлены вычерпывать постоянно прибывающую воду. Спустя полчаса другая, еще большая коряга, целый ствол дерева, пробила заплату, доказывая тем самым, что если молния никогда не ударяет дважды в одно и то же место, то корягам это дозволено! Ее тоже пришлось рубить топором, затем собрали у команды всю одежду, какая только была, заткнули ею зияющую дыру и приказали одному из людей сесть на нее. Наконец нам удалось благополучно достигнуть небольшой барраки Лос-Анхелес. Поскольку людей, способных заделать пробоину, не оказалось, мне пришлось самому заняться починкой. Я достал досок, приказал вытащить бателон на берег, прибил доски длинными гвоздями внутри и снаружи корпуса и плотно законопатил щели пальмовым волокном.

Отремонтированное судно служило нам до конца путешествия, хотя мы не раз с тревогой слышали, как коряги трут и скребутся о днище лодки, отчего полковник приходил в ужас. Как бы там ни было, он был благодарен мне за ремонт и выразил свою благодарность тем, что на следующий день, стащив из котла команды ногу дикого индюка и предварительно сняв с нее лучшие куски мяса, с поклоном предложил мне обглоданную кость.

Тем временем мы достигли поселения Кавинас в устье реки Мадиди. Я страстно желал отделаться от моих попутчиков, которые доводили меня до тошноты своими омерзительными привычками и нечистоплотностью. Негодная команда и нерадивый капитан сделали для меня путешествие таким несносным, что я решил попытаться достать мулов у священников миссии в Кавинасе и посуху добраться до Рурренабаке. Увы! Свободных животных у них не было. Оставалось продолжать путь на бателоне, и мне приходилось еще хуже, чем раньше, так как сделанная из сыромятной кожи подстилка на полу «кабины» насквозь промокла и издавала на горячем солнце такое зловоние, что оно забивало даже запах, исходивший от самого полковника.