Неоконченное путешествие

Мне часто приходилось переплывать через реки, чтобы забросить на другой берег канат, с помощью которого можно было бы перетащить снаряжение. В таких случаях я каждый раз принимал меры крайней предосторожности и сначала убеждался, что на моем теле нет царапин или открытых ран, ибо ничего больше и не требуется, чтобы привлечь к себе этих маленьких дьявольских рыб. Когда я находился в воде, при одной мысли о них меня пробирала дрожь, и когда наконец я вылезал на берег, то чувствовал неописуемое облегчение.

Перед отъездом из Дескалваду под навесом около баркаса были устроены «танцы». Гаучо, рабочие и их женщины изрядно набрались спиртного и кружились, отплясывая свои танго и качучи под бренчание гитар и лютен. Наши люди, предводимые Пачеко, присоединились к общему веселью, но около полуночи стремглав прибежали назад под аккомпанемент револьверных выстрелов. Какой-то ревнивый гаучо, держа по револьверу в каждой руке, ворвался под навес и открыл беспорядочную стрельбу. Один человек был убит, другой тяжело ранен в живот, пулей слегка задело женщину. Гаучо вскочил на лошадь и в классической манере приключенческого романа умчался прочь от берега.

Вместо танцев сразу воцарился хаос. Доктора, который бы хоть что-нибудь понимал в хирургии, не было; несколько служащих-бельгийцев пытались оперировать раненого, копаясь у него во внутренностях мясными щипцами. Его стоны не давали нам заснуть остаток ночи; на рассвете он умер. В погоню за убийцей пустился целый отряд, но, как обычно бывает в таких случаях, его не поймали.

Из Дескалваду баркас вернулся в Корумбу, и мы продолжали наш путь до Сан-Матиаса в повозках. Нам показалось, что по сравнению с прошлым годом он деградировал. За наше отсутствие тут произошло много убийств.

В полицейском участке лежал бразилец, считавший себя незаслуженно наказанным — он только что получил 1000 ударов плетью за то, что зарезал человека. Несколько жителей погибло от укусов гремучих змей; очаровательный и благородный француз, встреченный мной в прошлом году в Тринидаде около Дескалваду, был убит. Все здесь дышало смертью, хотя жители были гостеприимны и любезны, когда не творили преступлений и насилий. Может быть, сами условия жизни допускали некоторое оправдание тому, что здесь творилось. Менее простителен был поступок двух наших пеонов индейцев, которые исчезли со значительным количеством припасов и двумя лучшими мулами из тех, которых мне посчастливилось здесь приобрести.

Мы уехали из Сан-Матиаса 1 июля, оставив здесь значительную часть поклажи из-за недостатка транспортных средств. Чтобы взять отсчеты на вершине горы Боа-Виста, мы остановились на один день в Асунсьоне, где до нас дошли слухи о «сокровище Верди», которое к этому времени возросло до 37 000 фунтов стерлингов и все продолжало расти. Несколько дней спустя мы догнали отряд бразильской пограничной комиссии, занимавшийся проверкой старых координат, и были очень радушно приняты нашими коллегами. Вскоре мы оставили их позади, так как были менее обременены багажом; однако два дня спустя один из наших мулов погиб от укуса гремучей змеи, и нам пришлось остановиться, потому что на одной повозке нельзя было увезти все вещи и продовольствие. Достать другое животное не представлялось возможным, ибо в окрестностях не было никаких поселений.

И вот, в то время как мы пытались найти выход из положения, случилось нечто необыкновенное. В наш лагерь забрел с севера прекраснейший мул, каких только мне приходилось видеть, абсолютно здоровый, с совершенно новым седлом и уздечкой. Насколько мне было известно, бразильская комиссия не теряла животных. Думая, что мул принадлежит какому-нибудь путешественнику, которого мы обязательно встретим впереди на тропе, я решил временно использовать его и вернуть владельцу, как только мы с ним встретимся. Однако мы никого не повстречали, и мул — буквально дар божий — остался с нами.

Бичом этого района были змеи. В зарослях кустарника по одну сторону нашего пути кишмя кишели гремучие змеи, в то время как в лагунах и болотах с другой стороны было полно жарарак. Однажды мой мул буквально взлетел на воздух, перепрыгивая через гремучую змею, выскочившую из кустарников.

Мулы молниеносно реагируют на мелких змей, но, по-видимому, мало способны распознать большую змею. Как-то в другой раз мой мул переступил через что-то такое, что казалось упавшим стволом дерева, лежавшим поперек тропы, и вдруг остановился как вкопанный, весь дрожа. Взглянув вниз, я ужаснулся, увидев, что «ствол» был частью большого удава боа-констриктора семи или восьми дюймов диаметром. Мул от страха замер. Остальная часть отряда тащилась где-то далеко позади. Я резко вскрикнул, пришпорил мула и хлопнул его по крестцу рукояткой кнута. Он рванулся, будто ракета, перелетел через змею и мчался сломя голову по меньшей мере ярдов двести, пока я не остановил его. Он все еще весь дрожал от испуга. Я повернул назад, чтобы предупредить остальных. Когда я к ним подъехал, они палили в змею из своих винчестеров, но боа-констриктор преспокойно уполз в подлесок.