Но Алдарион упорно добивался ее руки, и куда бы Эрендис ни отправилась, он спешил следом; он забросил гавани и верфи и все дела и заботы Гильдии Морестранников; не рубил он более деревьев, но лишь с усердием насаждал новые. И в те дни был он счастливее, нежели когда-либо еще в своей жизни, хотя и не подозревал о том до тех пор, пока, уже в старости, не обратился взглядом в прошлое. Наконец принялся он уговаривать Эрендис отправиться вместе с ним в плавание вокруг Острова на корабле «Эамбар», ибо с тех пор, как Алдарион основал Гильдию Морестранников, минуло ровно сто лет, и во всех гаванях Нуменора устраивались празднества. На это Эрендис ответила согласием, скрыв свое недовольство и страх, и покинули они Роменну, и прибыли в Андуние в западной части Острова. Там Валандиль, правитель Андуние и близкий родич Алдариона[85]
, задал великое пиршество, и на том пиру он провозгласил тост за Эрендис, нарекая ее Уинениэль, Дочерью Уинен и новой Владычицей Моря. Но Эрендис, сидевшая рядом с женою Валандиля, громко воскликнула:– Не называй меня подобными именами! Я – не дочь Уинен; она скорее враг мне.
После этого Эрендис на время вновь овладели сомнения, ибо Алдарион опять обратил свои помыслы к работам в Роменне и занялся строительством огромных волноломов и возведением высокой башни на Тол-Уинене: Калминдон, Башня Света нарекли ее. Но, покончив с этими делами, Алдарион возвратился к Эрендис и принялся уговаривать ее обручиться, но она все еще медлила, говоря:
– Я путешествовала с тобой на корабле, господин. Прежде, чем я дам ответ, не отправишься ли со мною в путешествие по суше, к тем местам, что любимы мною? Слишком мало знаешь ты об этой земле для того, кому предстоит стать ее королем.
И вот отправились они вместе в путь, и приехали в Эмерие, и оказались среди поросших травою холмов – там раскинулись главные овечьи пастбища Нуменора, – и увидели они белые домики поселян и пастухов, и услышали блеяние стад.
Тогда обратилась Эрендис к Алдариону и молвила:
– Здесь дышалось бы мне свободно и вольготно!
– Как жена королевского наследника ты поселишься, где тебе угодно, – отвечал Алдарион. – А королеве отведут немало прекрасных чертогов – любых, каких пожелаешь.
– Пока ты станешь королем, я уже состарюсь, – возразила Эрендис. – Но где между тем станет жить королевский наследник?
– Там же, где и его жена, когда позволят его труды, ежели она не сможет разделить их, – отвечал Алдарион.
– Я не стану делить мужа с Владычицей Уинен, – молвила Эрендис.
– Лукавое то речение, – отозвался Алдарион. – Так же и я могу сказать, что не стану делить жену с Ороме, Владыкой Лесов, потому что любит она деревья, растущие сами по себе.
– Воистину, не станешь, – отвечала Эрендис, – ибо, ежели придет тебе в голову, ты любой лес вырубишь в дар Уинен.
– Назови любое дерево, что дорого тебе, и стоять ему до самой смерти, – молвил Алдарион.
– Я люблю все, что растет на Острове, – отозвалась Эрендис.
И далее долго ехали они молча, а после того дня расстались, и Эрендис возвратилась в дом своего отца. Отцу ничего она не открыла, но матери своей Нунет пересказала весь разговор с Алдарионом.
– Ты хочешь все или ничего, Эрендис, – молвила Нунет. – Такова же ты была и ребенком. Но ты любишь его, а он – великий человек, не говоря уже о его положении, и любовь эту ты не вырвешь из сердца так просто, не причинив себе страшной боли. Женщине должно разделять любовь мужа к трудам его и пламя его духа, иначе превратит она его в существо, любви недостойное. Но вряд ли ты поймешь подобный совет. И все же горестно мне, ибо тебе давно пора вступить в брак, и, родив прекрасное дитя, надеялась я увидеть и прекрасных внуков; и не стала бы я огорчаться, коли расти им в королевском дворце.
Этот совет и впрямь не изменил мыслей Эрендис; и все же обнаружила она, что сердце с волей не в ладу, и дни ее были пусты, – еще более пусты, нежели в те годы, когда Алдарион был в плавании. Ибо он по-прежнему жил в Нуменоре, однако дни шли, а в Западных землях он больше не объявлялся.