— Троих довольно! Я беру вас двоих. Поверь, владыка, я не презираю тебя. Понимаешь, нам надо спешить, и наше дело требует силы. Мне думается, что твое место — с твоим народом. Ты ведь мудр, и ты целитель; а, быть может, вскоре здесь будет великая нужда и в мудрости, и в исцелении.
Но эти слова, хоть и учтивые, лишь еще сильнее обидели Брандира, и сказал он Хунтору:
— Ступай, но без моего дозволения. Ибо на этом человеке лежит тень, и он погубит тебя.
Турамбар торопился уйти; но когда он пришел к Ниниэли попрощаться, она разрыдалась и вцепилась в него.
— Не ходи, Турамбар, молю тебя! — твердила она. — Не бросай вызов тени, от которой ты бежал! Не надо, не надо, лучше беги снова и возьми с собой меня, уведи меня, далеко–далеко!
— Милая, милая Ниниэль, — ответил он, — нам с тобой некуда больше бежать. Мы окружены в этих землях. Даже если бы я решился уйти и бросить народ, что приютил нас, мне пришлось бы увести тебя в бесприютную глушь, где ты погибла бы вместе с нашим ребенком. Отсюда до любой земли, что еще недоступна Тени, не меньше сотни лиг. Мужайся, Ниниэль. Я говорю тебе: ни тебя, ни меня не убьет ни этот Дракон, ни другой враг с Севера.
Тогда Ниниэль перестала плакать и замолчала, но ее прощальный поцелуй был холоден.
Потом Турамбар с Дорласом и Хунтором со всех ног пустились к Нен–Гириту, и пришли туда, когда солнце уже клонилось к западу и тени удлинились; их ждали там последние двое разведчиков.
— Ты как раз вовремя, господин, — сказали они. — Дракон все полз и полз; когда мы уходили, он уже добрался до Тейглина и смотрел на другой берег. Он движется по ночам, так что еще до завтрашнего утра можно ожидать нападения.
Турамбар посмотрел в сторону водопада Келеброса и увидел заходящее солнце и струи черного дыма у реки.
— Нельзя терять времени, — сказал он, — но вести эти хорошие. Я боялся, что он поползет в обход, — если бы он отправился на север, к Переправе и на старую дорогу в низине, все было бы потеряно. Но теперь он в каком–то порыве гордыни и злобы прет напролом.
Но, говоря так, он помыслил про себя: «Или… Неужто столь злобная и жестокая тварь страшится Переправы, как и жалкие орки? Хауд–эн–Эллет! Быть может, Финдуилас все еще стоит меж мной и моим роком?»
Он обернулся к своим товарищам и сказал:
— Вот что нам надо сделать теперь. Нам придется немного подождать: в этом деле что слишком рано, что слишком поздно — все худо. Когда стемнеет, спустимся вниз к Тейглину, и как можно осторожнее. Берегитесь! Глаурунг слышит не хуже, чем видит — заметь он нас, и все пропало. Если доберемся до реки незамеченными, надо спуститься в ущелье, перейти реку и подняться туда, где он поползет, когда двинется дальше.
— Да как же он там переберется? — спросил Дорлас. — Может, он и гибкий, но он же огромный, — как же он спустится и поднимется, ему же вдвое сложиться придется? А потом, если у него это и выйдет, нам–то какая польза, что мы будем внизу, у бешеного потока?
— Может, у него это и выйдет, — ответил Турамбар. — Если так случится, тогда нам придется худо. Но, судя по тому, что мы узнали о нем, и по тому, где он остановился, я надеюсь, что он задумал иное. Он ведь приполз к Кабед–эн–Арасу — вы говорили, там однажды олень перепрыгнул реку, спасаясь от охотников Халет. Дракон сделался теперь так велик, что, как мне думается, он попробует перекинуться через ущелье. Вот в этом и есть наша надежда, и придется нам положиться на это.
Когда Дорлас услыхал это, сердце у него упало: он знал земли Бретиля лучше любого другого, и Кабед–эн–Арас был воистину мрачным местом. С востока был обрыв футов сорок высотой, весь голый, только наверху росли деревья; на другой стороне берег был не такой крутой и высокий, и за склон цеплялись деревца и кустарники; а меж скалами по камням несся бурный поток, — днем ловкий и отважный человек мог перейти его вброд, но ночью это было очень опасно. Но таков был замысел Турамбара — и бесполезно было с ним спорить.
И вот в сумерках они тронулись в путь; они не пошли прямиком в сторону Дракона, а сперва отправились к Переправе; не доходя до нее, свернули к югу по узкой тропе и вошли под сень леса, что рос над Тейглином[61]
. По мере того, как они шаг за шагом приближались к Кабед–эн–Арасу, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, в воздухе все явственнее ощущалась гарь и тошнотворная вонь. Но при этом стояла мертвая тишина, даже ветер улегся. Позади, на востоке, зажглись первые звезды, и на фоне угасающего запада вверх поднимались ровные струйки дыма.Когда Турамбар ушел, Ниниэль осталась стоять недвижно, как камень; но Брандир подошел и сказал:
— Ниниэль, не бойся худшего, пока оно не случилось. Но разве не советовал я тебе подождать?
— Советовал, — ответила она. — Но теперь–то что в этом толку? Любовь может жить и причинять страдания и вне брака.
— Знаю, — сказал Брандир. — Но в браке все же тяжелее.
— Я третий месяц ношу его ребенка, — сказала Ниниэль. — Но не похоже, чтобы я больше боялась потерять его именно поэтому. Я тебя не понимаю.
— Я сам себя не понимаю, — сказал он. — Но все же мне страшно.