Неоконченный пасьянс

— Сергей Викентьевич, вы официально допрашиваетесь в качестве свидетеля по делу о двойном убийстве Мелешевич-Толпыгиной. Я официально сообщаю вам, что статья 443 "Устава уголовного судопроизводства Российской империи" подразумевает неприведение вас к присяге в качестве свидетеля при допросе судебным следователем. Однако я ставлю вас в известность, что в суде вы будете спрошены по сути сделанных вами в ходе допроса заявлений под присягой. Это означает, что вы не должны сейчас скрывать относящиеся к этому делу сведения, а также сообщать ложные сведения.

— Это понятно, — кивнул отставной полковник.

— По закону я должен разъяснить вам смысл упомянутой статьи до начала допроса. Вы не можете скрывать некие сведения, относящиеся к делу, отговариваясь тем, что считаете их несущественными. Таковая оценка производится лицом, отвечающим за порядок следствия, то есть мною. Наш с вами разговор будет записан присутствующим здесь делопроизводителем и оформлен в виде протокола, который вам будет предложено подписать. В том случае, если вы сочтёте передачу протоколом ваших слов неточной, закон даёт вам право сделать собственноручное пояснение ниже текста протокола и подписаться под этим пояснением. Вам это понятно?

— Да, вполне.

— Тогда начнём, — кивнул товарищ прокурора.

Далее последовали стандартные вопросы, необходимые для заполнения допросной анкеты — фамилия, имя, отчество, дата рождения, вероисповедание, сословная принадлежность. После этого Эггле принялся задавать вопросы по существу:

— Сергей Викентьевич, как давно вы знали Александру Васильевну Мелешевич и как часто бывали в её доме?

— Мы были знакомы, почитай лет пятнадцать. Я был в дружеских отношения с её мужем, ныне покойным. Статский советник Мелешевич работал в министерстве государственных имуществ, где курировал работу некоторых военных заводов. Я же служил в Главном штабе по линии воинского снабжения, так что сферы нашей деятельности пересекались. Последние два года, после того, как Александра Васильевна овдовела, я ближе познакомился с нею. Общались довольно часто. Я ведь тоже вдовец. Дочери замужем, живу бобылем, — проговорил с видимым трудом, не поднимая глаз, полковник. Голос звучал глухо, подавленно.

— Скажите, пожалуйста, по вашему суждению Александра Васильевна была состоятельной женщиной?

— В общем, да. Когда-то, правда, состояние было ещё больше, сейчас осталось только одно большое имение, это самое Рождественское под Боровичами. Были ещё ценные бумаги, государственные облигации — именные и на предъявителя, а также облигации частных банков. Александра Васильевна владела изрядным количеством фамильных драгоценностей. При рачительном ведении дел она могла жить очень прилично и не бояться за будущее, — обстоятельно ответил Волков.

— А скажите, Сергей Викентьевич, она не собиралась продавать имение? — последовал новый вопрос товарища прокурора.

— Продавать? Ни-ни! — всплеснул руками полковник. — Она собиралась устроить там музей своего брата, Николая. Ну, вы же знаете, того самого всемирно известного путешественника Николая Барклая! О, это целая семейная драма! — оживился он. — Рассказать вам — не поверите.

— Ну, почему же не поверю? Расскажите…

— Видите ли, чтобы понять весь клубок противоречий в этой семье, надо знать её родословную, — уже горячо заговорил полковник.

"Только бы он не начал от Рюриковичей", — с подспудным раздражением подумал Эггле.

— Так вот. У Александры Васильевны родители скончались от холеры в один год, и её в трёхлетнем возрасте взяли в свой дом дядюшка с женой, у которых своих детей было пятеро. Росла она вместе с ними. Именно так и получилось, что у Александры Васильевны четверо братьев и сестра, с которыми она по крови находится в двоюродном родстве, а по духу, почитай, самая что ни на есть родная. Один из братьев, Иван Николаевич, служит на флоте, если не ошибаюсь, в чине капитана второго ранга. Второй, Николай Николаевич был знаменитым географ. Потом Лев Николаевич — художник, живёт в Москве. Младший из братьев, Сергей, сейчас за границей, здоровье поправляет. Наконец, была ещё сестра, Анна Николаевна, она умерла в марте. Туберкулёз, знаете ли… Представляете, за два месяца троих не стало: в марте — Анна, в начале апреля — Николай, теперь вот Александра Васильевна, — сокрушённо воздохнул Волков. — Когда Николай умер, Александра Васильевна решилась отдать своё имение Географическому обществу под музей его имени. И не просто отдать, а переделать дом, снести ненужные хозяйственные постройки, кое-что переоборудовать под жильё музейных смотрителей. И даже более того, организовать что-то типа фонда, чтобы на проценты от банковского вклада, который она сама же и предполагала открыть, содержать этот музей и выплачивать зарплату его служащим. Хорошо было задумано. Заметьте, из всех братьев и сёстер она одна пошла на такой шаг. Не родные боратья, а она, всего лишь кузина!

Волков возвысил голос, подчёркивая важность сказанного.

— Она что же, была такой поклонницей Николая Николаевича Барклая? — уточнил Эггле.