Неоконченный пасьянс

Дворник стрельнул взглядом, и сыщик сразу понял, что вопрос задал удачный. По существующим правилам всякое лицо, проживающее в доме и прибывшее даже на самый короткий срок, подлежало регистрации паспорта в полицейском участке. На это отводились одни сутки с момента появления жильца. Следили за регистрацией дворники: они собирали у жильцов паспорта, несли их в полицейскую часть, где реквизиты документа копировались и далее направлялись в городской адресный стол. Сами же паспорта дворники возвращали владельцам. Такой порядок позволял властям отслеживать перемещения населения и служил неплохим источником пополнения казны, поскольку паспорта были платными и выписывались на весьма ограниченный срок, обычно не более трёх лет. Полицейская власть очень бдительно следила за должным функционированием системы адресного учёта и со времён Петра Первого бескомпромиссно, вплоть до ссылки в каторжные работы, преследовала беспаспортных. Помимо лица, не имевшего паспорт, наказанию подвергались и те, кто покрывал нарушителя: и дворнику, и приказчику, управляющему домом, грозила административная высылка.

— Да не вздумай врать, Степан, мы ведь всё равно проверим, — пуганул дворника квартальный надзиратель, который также заметил странную реакцию дворника на заданный вопрос.

— Никак нет… то есть, вообще один… но не теперь… А вообще-то один, но с лакеем… — путаясь и пряча глаза, залепетал дворник.

— Да говори ты толком, — с показным раздражением проговорил Иванов. — С кем живет, с какого времени. И вообще, выкладывай всё, что знаешь про Дмитрия Мелешевича.

— Дмитрий Николаевич живут тут-с уже года четыре, а при нём лакей Прохор Ипатов.

— Ипатов прописанный?

— Так точно-с, прописан. А с неделю назад Дмитрий Николаевич барышню привезли, мне неизвестную.

— Эвона как! Что ж она, не зарегистрирована? — уточнил Иванов.

— Так точно-с. Дмитрий Николаевич сказали, что недолго погостит, просил не оформлять пока что… — не поднимая глаз, тихо говорил дворник. — А я что? Дмитрий Николаевич сказали, что на себя берут ответственность, что сами с полицией всё решат.

— Смотри, какой умный, — съехидничал квартальный. — Только почему-то до части он так и не дошёл!

— А что за барышня? — понизив голос, по-свойски стал выпытывать Агафон. — Да не тушуйся ты, дурила, никто тебя давить не станет, мы же понимаем, как это бывает! Расскажи всё, что знаешь, а там, глядишь, мы тебя и не станем наказывать за нарушение. Говори, небось, полюбовница молодого барина, а-а?

— Кажись, да, — тоже, понизив голос, глухо отозвался дворник, — и не из богатых. Она когда в первый день из коляски высаживалась, я заметил, что ботики у нее с заплаткой и все мокрые — текут, значит. Не барские ботики. И муфта из крашеного кролика. Но уж гонору-то, гонору! А потом началось: всю неделю посыльные с коробками из магазинов приезжали — только и знал, что двери им открывал. И всё с женскими причиндалами — шляпки там, перчатки, конфеты, хурда всякая… срам один, — он смачно сплюнул в пол, так, видимо, невыносимо противна была мысль о большом количестве подарков.

— И что же, Степан, много ли тратил Дмитрий Николаевич? — продолжал расспрашивать Иванов.

— Ужасть, как много! Да разве ж только эти безделушки, да гардероб ейный? Вот Прохор сказывал, что почти каженный день — ужин на Островах. Я, правда, не знаю, что такое ужин на островах, а расспрашивать было стыдно, но думаю, что зело шикарно. А ещё катания на тройках с бубенцами…

— И что, это с ним первый раз такое — что девицу к себе пожить притащил?

— Да какое там! Эта коза уже третья или четвертая… так сразу и не упомнишь. Он их вообще любит. Перед ней была актёрка — не то балерина, не то певичка водевильная. Так той каженный вечер на спектакль вот по такой корзине роз отправлял. Опять же Прохор рассказывал: я, говорит, чуть не плакал, когда корзину эту в театр возил, потому как мне жалованье Дмитрий Николаич всё время задерживает. Кредиторы-то одолевают! А он такие цветы посреди зимы! Никакой экономии.

— Кредиторы, говоришь? А на что же тогда он живет и подарки дарит?

— Ну, не знаю, наверное, капитал какой имеется, опять же служит в министерстве. Или, может, в картах счастлив.

— Он играет?

— Как не играть? Все господа играют-с, — не задумываясь, отрапортовал дворник. — Я сам ему сколько раз пролетку брал, когда он на игру собирался.

— А где играет?

— Точно не скажу, где-то на Садовой.

— Ты вот что, Степан, скажи-ка, Дмитрий Николаевич сейчас дома?

— Ни-ни, очень рано уехал на службу, но вскоре вернулся и опять куда-то уехал. Весьма задумчив, я бы даже сказал, мрачен. Почему-то к шляпе прикрепил флёр чёрный и рубашку одел серую вместо белой, я даже аж заподозрил, может, он траур одел… Но точно того не знаю.

— А лакей его Прохор?

— Прохор, значит, понёс бельё прачке. Совсем недавно видел. Должно быть, скоро возвернётся. Да вот и он сам, — дворник указал пальцем в окошко, подле которого стоял стол.