Читаем Неоконченный поиск. Интеллектуальная автобиография полностью

Я написал о некоторых моих несогласиях со Шредингером, но я нахожусь перед ним в глубочайшем личном долгу: несмотря на все наши ссоры, которые не один раз выглядели как окончательное выяснение отношений, он всегда возвращался, чтобы возобновить наши дискуссии — дискуссии, которые были более интересными и уж точно более волнующими, чем те, что я имел с любым другим физиком. Темы, которые мы обсуждали, были темами, над которыми я пытался работать. И тот факт, что в своей удивительной книге он поднял вопрос «Что есть жизнь?», придал мне мужества задать этот вопрос еще раз для себя (хотя я и старался избегать вопросов формы что-такое).

Оставшуюся часть этой «Автобиографии» я намерен посвятить идеям, а не событиям, хотя там, где это может понадобиться, я буду давать исторические справки. Моя задача здесь состоит в обзоре различных идей и проблем, над которыми я работал в более поздние годы и над которыми продолжаю работать. Как можно будет увидеть, некоторые из них связаны с проблемами, которые я имел великое счастье обсуждать со Шредингером.

31. Объективность и критицизм

Много моей работы в последние годы было посвящено защите объективности, атакам и контратакам на субъективистские позиции.

Начну с того, что сделаю ясным, что я не являюсь бихеви-ористом и моя защита объективности не имеет ничего общего с каким-либо отрицанием «интроспективных методов» в психологии. Я не отрицаю существование субъективного опыта, ментальных состояний, интеллекта и разума; более того, я приписываю им высочайшую важность. Но я полагаю, что наши теории об этом субъективном опыте, о разуме, должны быть столь же объективными, как и любые другие теории. А под объективной я имею в виду теорию, с которой можно спорить, которую можно подвергнуть рациональной критике и, желательно, которую можно проверить — такую, которая не просто апеллирует к нашей субъективной интуиции.

В качестве примера некоторых простых законов, касающихся субъективного опыта, я могу упомянуть оптические иллюзии — такие, как иллюзия Мюллера-Лайера. Интересная оптическая иллюзия была недавно показана мне моим другом Эдгаром Т. Расмуссеном: если качающийся маятник — груз, подвешенный на веревке — наблюдать, поместив возле одного глаза темное стекло, то он кажется в бинокулярном зрении движущимся по горизонтальному кругу, а не в вертикальной плоскости; а если темное стекло поместить у другого глаза, то он кажется движущимся по тому же кругу в противоположном направлении.

Этот опыт может быть проверен с помощью независимых субъектов (которые, кстати, знают и видели, что маятник качается в плоскости). Он также может быть проверен с помощью субъектов, которые обычно (и проверяемо) пользуются только монокулярным зрением: они не видят горизонтального движения.

Эффекты такого типа могут породить множество теорий. Например, что бинокулярное зрение используется нашей центральной системой декодирования для интерпретации расстояний в пространстве и что эти интерпретации иногда могут работать независимо от того, что мы «знаем». Такие интерпретации, по-видимому, играют тонкую биологическую роль. Нет сомнений, что они работают очень хорошо и достаточно бессознательно при обычных условиях, но при необычных — наша система декодирования может быть введена в заблуждение.

Все это наводит на мысль, что наши органы чувств имеют много тонких встроенных в них декодирующих и интерпретирующих приспособлений — то есть адаптаций или теорий. Они не являются «пригодными» теориями (пригодными в смысле, что они с необходимостью навязывают себя всему нашему опыту), а скорее представляют собой предположения, поскольку, особенно в необычных условиях, они могут делать ошибки. Из этого следует, что не существует не проинтерпретированных чувственных данных, чувств или «элементов» в смысле Маха: что бы ни было «данным», оно уже подверглось интерпретации и декодированию.

В этом смысле можно построить объективную теорию субъективного восприятия. Это будет биологическая теория, которая описывает нормальное восприятие не как субъективный источник или субъективный эпистемологический базис нашего субъективного знания, а скорее как объективное достижение живого организма, при помощи которого этот организм решает определенные проблемы адаптации. А эти проблемы могут быть, с точки зрения принимаемых гипотез, специфичными.

Мы увидим, как далек предложенный здесь подход от бихевиоризма. Что же касается субъективизма, то, хотя предложенный здесь подход и может делать своим объектом субъективный опыт (а также субъективный опыт «знания» или «веры»), теории и предположения, с которыми он работает, могут быть совершенно объективными и проверяемыми.

Это всего лишь один пример объективистского подхода, за который я сражался в эпистемологии, квантовой физике, статистической механике, теории вероятности, биологии, психологии и истории[240].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза