Неоконченный полет (сборник)

С тех пор как Зоя перебралась к матери, Антон не заходил к ней, хотя знал, что Ирина Протасовна приняла бы его как желанного гостя. Стоило ему прийти с бутылкой вина, которого в Лебедином не продают с осени, прихватить консервов, конфет — Антон легко мог достать их через дружков-начпродов — и Ирина Протасовна согласилась бы устроить у них роскошный ужин с танцами под патефон. Но Антон, потеряв надежду возобновить отношения с Зоей хотя бы на бывшем уровне, понял, что ему надо делать второй, как говорят авиаторы, большой заход.

О Дмитрии не было никаких известий уже около двух месяцев. Антон понимал, что Зоя все больше убеждалась в гибели мужа... «Неужели она не задумается над своим будущим? Неужели оттолкнет того, кто проявит о ней настоящую заботу?» — рассуждал Антон. Он старался вести себя так, чтобы ничем не напоминать Зое про Дмитрия. Поэтому решил вообще некоторое время не показываться ей на глаза. Из клуба ему часто звонили, просили выступить с бригадой художественной самодеятельности, но он ссылался на свою занятость и даже на болезнь.

Так он выждал определенное время и действительно достиг того, что Зоя расспрашивала о нем у знакомых летчиков. Это сразу дошло до ушей Антона.

Однажды вечером, во время буйной сыроватой метели, Антон, надев любимую куртку на молниях, наконец-то подался в клуб: там выступал ансамбль маршевой части. О концерте нигде не объявлялось, но в Лебедином хорошо знали об этой новости и считали за большое счастье попасть на концерт.

Зою в клуб никто не пригласил. Она решила проникнуть туда сама. Положив в сумочку свое удостоверение работника редакции последних известий, она в чем была одета на работе — в пятнистой, поношенной, вытертой на рукавах, уже тесноватой меховой шубке, в стареньком синем с белой вставкой на груди платье, в сапогах — вышла из дому.

Ветер кружил снежинки, сыпал ими в лицо. Зоя придерживала полы, защищалась сумочкой от снега и шла у забора по заметенной дорожке. Холодные капли на щеках, просветы в ставнях и предчувствие чего-то радостного напоминали ей об иных, похожих, давних вечерах. Ей казалось, что где-то за метелицей, за белой мглой есть много яркого света, переливаются звонкие голоса и звучит музыка.

Зоя пыталась представить себе артистов, которые будут выступать сегодня, и ей хотелось побыстрее увидеть их, сравнить с ними себя.

Над входной дверью клуба сияла электрическая лампочка; освещенные снежинки игриво вихрились вокруг нее. Парни и девушки толпились перед входом на крылечке; некоторые бросали снежки, шутили. В ярком свете, в кружении снежинок лица все выглядели свежими, красивыми, веселыми.

Два солдата в новых белых полушубках, валенках и серых ушанках на стук открывали двери и пропускали в фойе только военных. Проталкиваясь сквозь толпу, к двери то и дело проходили летчики, офицеры из госпиталя, которых уже знали почти все лебедяне. В тот короткий промежуток времени, когда бойцы кого-либо пропускали, можно было видеть, что в фойе совсем мало народу и что там несколько пар танцует под голосистый неместный баян. Музыка и яркий свет в натопленном, просторном фойе манили девушек, и они поднимались на цыпочки, опираясь одна на другую, стараясь туда заглянуть.

Некоторые из офицеров выискивали возле клуба своих знакомых девушек и, найдя их, брали под руку и проводили с собой. Иные офицеры по двое, по трое важно и независимо проходили в фойе.

Зоя стояла далеко от крыльца, в полутьме, и ждала, сама не зная чего. Она не была уверена в том, что ее пропустят, потому и не пыталась проталкиваться к двери на глазах у знакомых, чтобы потом не пробираться назад под их насмешки. Ее все больше охватывала грусть, но она не теряла надежды, что увидит кого-нибудь из клубных активистов и вместе с ним пройдет через черный ход на правах местной артистки. Но никто не появлялся.

Баян играл вальс. Во дворе на снегу подростки-мальчишки, обняв друг друга за плечи, по-медвежьи раскачивались в танце и толкали девчонок. Девчонки поднимали визг.

Зоя решила пройти к двери. Уже сделала несколько шагов — и тут увидела, что с противоположной стороны сюда же приближалась Тося. Она была в праздничном, модном в то время пальто с широким воротником из серой смушки и в белом пуховом берете, который лежал на ее пышных курчавых волосах, словно шапка снега.