Неоконченный полет (сборник)

Это было в мае 1932 года. Очень давно? Нет, Покрышкин помнит тот день до малых подробностей. На перроне вокзала собралась его родня, друзья. У матери на глазах слезы, ребята горят завистью. Александру одному из всех посчастливилось пройти военно-медицинскую комиссию. Он гордился тем, что сильный, здоровый, закаленный и уже знаком с летным делом. Ему не страшны никакие экзамены.

До свидания, Новосибирск!

Колеса поезда стучали по мосту через широкую Обь.

4

Он уже был в окружении людей с голубыми петлицами, ходил по аэродрому авиашколы, где гудели моторами самолеты. Уже чувствовал себя летчиком. Но обстоятельства вдруг переменились. Всех зачисленных той весной в Пермскую авиашколу по приказу свыше перевели в класс авиатехников. Увидев свою фамилию в списке принятых для учебы на техников, Покрышкин обмер. Он хорошо знал, чего хотел, к чему стремился. Его желание стать летчиком было вполне современным, истинно патриотичным.

И он начал писать рапорты начальству. Учился на авиатехника и просил перевести его в авиашколу. На некоторые рапорты ему отвечали, за другие посылали вне очереди на кухню чистить картошку.

Мечты, мечты!.. Кого они не водили по заманчивым зыбким дорогам и кого не покидали на раздорожье!.. Вот и пролетело два года учебы. Отпраздновали выпуск, и на голубые петлицы прикреплены «ключи». Вместо «крылышек». В душе радость и грусть.

Счастье было неполным...

Весной 1935 года получил назначение в полк, который стоял под Краснодаром. В день, отъезда пришло извещение о смерти отца. Дорога на Кубань пролегла через Новосибирск. Молодой техник ехал навстречу своему детству, своей юности. Он возвращался в родной дом на очень короткое время, возвращался к своим друзьям, которые провожали его учиться на летчика.

Однако в пути его занимали мысли не о своих неудачах. Глядя в окно вагона, Александр думал о тяжелой судьбе отца.

Когда-то давно, гонимые злой недолей, хлеборобы Центральной России переселялись на вольные сибирские земли. Дед Александра со своей многодетной семьей добрался на возу до реки Обь, через которую строили железнодорожный мост. Тут и нашлась ему работа подвозить камень. Остался, прижился со своими сыновьями в поселке, который только рождался. Позже поселок стал городом, а с годами — настоящей столицей Западной Сибири. Дед и отец были каменщиками, а он, старший сын, кормилец, изменил семейной традиции.

Не довелось отцу увидеть своего Сашу командиром Красной Армии, первого военного из рода Покрышкиных.

Несколько дней, проведенных среди печальной родни — матери, братьев, сестер, бабушки, — еще раз напомнили Александру о том, что отныне их глаза будут обращены к нему, что все они будут ждать от него и вестей, и помощи, будут радоваться его успехам на службе.

Край необозримых равнин, глубокого синего неба, в которое поднимаются силуэты далеких гор, встретил молодого авиатехника яркой южной весной. В полку нужны были его умелые руки, надежные знания.

Служба увлекла. Ежедневно провожал в небо самолеты. Порой, глядя им вслед, забывал обо всем, мысленно стремился в высоту. Замечал разбросанные инструменты, масляные пятна на земле и брался за свой будничный труд.

5

Мы зашли по берегу далековато. Евпатория в утреннем мареве расплывалась разноцветным пятном. На мокром песке менялись паутинки следов.

Глядя на узор, который смывала набегающая волна, я думал о том, какой след оставляет человек в человеке.

Думал, видимо, потому, что Покрышкин рассказывал как раз об этом.

— Однажды поздней осенью я получил путевку в дом отдыха. Впервые в жизни на море!.. Я люблю сибирский лес, не раз продирался на лыжах сквозь его чащи. О море же только читал... Вот и оно. Осенью оно хмурое, ежедневно штормило. Мне хотелось заплыть далеко, но не удавалось. Волны кидали лодку, но я чувствовал себя хорошо: море было в моих руках.

Возвращаясь назад, увидел на берегу возле санатория толпу. Что случилось? Вытащив лодку на сушу, заметил, что тут были и основном работники дома отдыха. Оказалось, они собрались по тревоге. Считали, что я уже достался рыбам на завтрак.

Волоку лодку к привязи. Услышал уравновешенный, спокойный голос:

— Сам ходил?

Я оглянулся и узнал лейтенанта Супруна. Он носил тогда два кубика в петлицах. Его знали все, имя летчика-испытателя было прославлено на всю страну. На груди Супруна, видимо, у одного из всех, кто отдыхал здесь, был орден.

— Сам, — ответил я.

— Поплывем вместе?

— Думаю, не сейчас же?

— Когда угодно.

— Завтра — пожалуйста.

— Согласен! — Супрун помог мне вытянуть лодку.

На следующий день море было таким же неспокойным. Мы встретились с Супруном на берегу. Первая же волна подхватила нашу лодку и отнесла метров на десять.

Супрун сел на весла. Греб сильно, умело. Я наблюдал за ним. На ноге у него был большой шрам. Когда мышцы напрягались, мне казалось, что ему больно.

— Давай сменю.

— Обожди, Хочется поработать.

Далеко в море мы решили передохнуть.

— На каком летаешь? — спросил меня.

— Ни на каком...

— Шутишь?

— Вполне серьезно. Я — техник.

— Не верю. У тебя характер летчика.