Читаем Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки полностью

И вдруг случается чудо. Проклятая буква «С» стирается с широкого, открытого лба молодого, красивого клерка. Завеса, отгораживающая двадцатипятилетнего Франклина от жизни, неожиданно падает. И жизнь эта предстает перед ним не в виде застывших философских учений, светских условностей, религиозных канонов, а скорее в виде одного из детективных романов, которые Рузвельт любил почитывать.

В первый год его службы на долю младшего клерка редко выпадали юридические дела, требовавшие особых знаний, изворотливости, умения предусмотреть ходы противника.

Фирма, в которой служил Рузвельт, защищала интересы корпораций от всяких попыток правительственного вмешательства. «Антитрестовский закон», теоретически направленный против абсолютного господства монополий, но, как правило, игнорируемый ими, был ненавистен владельцам фирмы и рассматривался как покушение чиновного Вашингтона на святая святых капитализма — безграничную свободу частного предпринимательства.

Постоянными клиентами фирмы «Картер, Ледьард и Милбэрн» были гигантские корпорации «Стандард ойл», «Америкэн тобакко компэни». Даже человек, занимавший в фирме такую незначительную должность, как молодой Рузвельт, порой встречался с крупными дельцами, юрисконсультами, адвокатами большого бизнеса.

Но не только эти встречи были своего рода университетами для Рузвельта. Читая всевозможные деловые бумаги, порой просто переписывая их, составляя справки, докладывая их содержание своему шефу, Рузвельт постепенно приобщался к миру бизнеса. Его все больше завораживал этот мир, в котором звенело золото, торжествовали изворотливость и хитрость, замышлялись коммерческие заговоры, плелись интриги. Сугубо юридическая, или, если хотите, политическая деятельность огромного механизма, в котором он был всего лишь винтиком, мало привлекала молодого клерка. Но практическая работа фирмы пробуждала в нем большой интерес. Ведь он имел дело не только с бумагами, не только с проектами договоров, заявлениями в суд, кассациями, секретными соглашениями, текстами адвокатских речей, но нередко и с людьми, которые стояли за всеми этими документами, с живой практикой человеческих взаимоотношений.

Рузвельт с интересом наблюдал за непрерывной войной в мире бизнеса, постигая приемы, которыми пользовались дельцы для саморекламы, для вербовки сторонников, для получения прибылей. Он познавал уловки, к которым прибегали люди, ведущие эту непрерывную войну, проникал в истинную суть отношений между ними, маскировавших под внешним демократизмом железную, безжалостную хватку…

Но постепенно Рузвельт стал все чаще испытывать чувство неудовлетворенности. Он сознавал, что видит лишь незначительную часть мира, в котором живет. Вне поля его зрения остается другой мир, населенный миллионами людей со своими интересами, бесконечно далекими от тех, которыми жила его фирма и ее клиенты.

Может быть, в молодом Рузвельте зародилась неприязнь к миру бизнеса? Может быть, сам факт его существования стал казаться ему несправедливым?

О нет! Ни сейчас, ни позже Рузвельт даже в самых тайных мыслях не протестовал против этого мира и отнюдь не имел желания уничтожить его. Он просто очень рано распознал те пружины, которые приводили в движение механизм большого бизнеса: корысть, полное пренебрежение ко всему тому, из чего нельзя извлечь прибыль, взгляд на рядового человека только как на потенциального покупателя…

Это не нравилось молодому Рузвельту. Он не покушался на основу золотого монумента, воздвигнутого капитализмом. Но ему хотелось предупредить людей об угрозе, таящейся в такой недальновидности. Толстые стены юридической фирмы, в которой он работал, мешали ему окинуть широким взглядом противостоящие друг другу миры имущих и неимущих.

Стремясь объяснить себе, почему он так не удовлетворен своей жизнью, Рузвельт пришел к выводу, что юриспруденция не его призвание. Ему нужно вырваться за пределы замкнутого искусственного уолл-стритовского мирка, надо скорее выйти на широкие просторы подлинной жизни…

Он повзрослел и многому научился. Пусть это было только началом его жизненной школы, но он уже знал, как дельцы проникают в реальную практику большого бизнеса, как овладевают наукой извлечения прибыли и любой другой выгоды, не обязательно денежной. В то же время он выработал собственную манеру обращения с людьми — открытую, привлекательную, истинно демократичную…

Конечно, он еще не обладал умением плести политическую паутину, загадочную, непостижимую для посторонних, наносить стремительные, неожиданные, сокрушительные удары по своим врагам или соперникам. Все это придет позже и в конце концов даст основание одному из проницательных биографов тридцать второго президента Соединенных Штатов назвать его Львом и Лисицей[1] в одном лице…

Но Рузвельт уже пришел к выводу, что ему следовало бы попробовать свои силы на политической арене.

Обаятельный, отнюдь не бедствующий, более или менее образованный молодой человек из хорошей американской семьи, к тому же с определенным жизненным опытом за плечами, имел для этого немало самых разнообразных возможностей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Александр Чаковский. Собрание сочинений в семи томах

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза