Неон, она и не он

– Да что уж теперь… Теперь уж все равно увидят… – с притворной покорностью отмахнулась она.

– И… что же будет? – напрягся он.

– Что будет, что будет… Стыд и позор будет на всю деревню! Да не волнуйся ты так! Скажу, что сначала помогла убрать, потом вещи разбирали, потом ты меня чаем поил, сладким тортом угощал (в этом месте она прыснула), про Петербург свой рассказывал, про заграницы всякие… У нас так – если бы я ночью от тебя ушла, значит, переспала. А если до двенадцати – это нормально. Так что время у нас еще есть. А про Саньку не беспокойся – будет спать до утра. А утром будет прощенье просить и спрашивать, что вчера было. Вот такой у тебя друг…

Он прикоснулся губами к ее волосам и задержался там.

– Хочу тебя… – сказал он, чувствуя новый прилив сил.

– Подожди, я сейчас…

Она выбралась из-под одеяла и скрылась за дверью. Немного погодя он услышал приглушенный плеск воды. Вернувшись, она вышла, нагая, на середину комнаты и повернулась к нему.

– Ну, как тебе старушка? – спросила она без малейшего стеснения.

Аппетитная статуэтка стояла перед ним, сверкая легкой здоровой полнотой и устремив к нему жертвенно-языческие бедра, живот, грудь. Забросив руки на затылок, она вытащила заколку и тряхнула головой – волосы сухим электричеством рассыпались по плечам и груди. Она опустила руки, отвела назад плечи и, вздернув грудь, глядела на него с девчоночьей дерзостью, словно бросая вызов своим бывшим и будущим соперницам.

– Ты хочешь, чтобы я ослеп? – откинул он одеяло.

Она скользнула к нему и прильнула:

– Любимый мой Димочка!

Так ласкаются в небе облака, так тает в горячем воздухе солнечный крем, так изгибаются во влажной истоме радостные радуги…

Он лежал на спине, и она прижималась и обнимала его так тесно, так крепко, словно не желала возвращать миру.

– У тебя кто-нибудь есть? – вдруг спросила она его в плечо.

– Уже нет… Только ты… – поцеловал он ее в русый пробор.

– А у меня всегда был только ты…

Последовало молчание, в конце которого он ощутил влагу на своем плече.

– Не плачь, – попросил он, целуя ее душистые волосы и гладя налитую сладким соком спину, до которой ему, пятнадцатилетнему, когда-то мучительно хотелось дотронуться.

– Это я от счастья… – пробормотала она, шмыгая носиком.

Пришло время расставаться, и он проводил ее до калитки. Укрывшись от любопытного фонаря в тени пожелтевшей старой яблони, они припали друг к другу, и она никак не хотела отпускать его губы.

Вернувшись, он долго не мог заснуть. Вспоминал былые дни, проведенные здесь среди друзей, одного из которых только что предал, их взрослеющие забавы, свое мужание в постели первой возлюбленной и легкомысленное обещание на ней жениться. С радостным удивлением, приправленным легким испугом подумал о ее искреннем негаснущем чувстве, которое он ни с какой стороны не заслужил. Вернулся к ее свежим неистовым полногрудым ласкам, так непохожим на скупой регламент его бывшей невесты, не требующий покрывать его тело жадными поцелуями. Тут же подумал о том, как ему не повезло: он полюбил расчетливую стерву в обличье ангела. И вдруг ясно и с крепнущей радостью осознал, что вот только что резко и безжалостно оторвал ЕЕ от себя, как, отслуживший бинт от засохшей раны, и ему ни капли не больно! Он больше не раб, он свободен, черт побери! Слышишь ты, лживая черная королева – он свободен!

И еще он решил сегодня же уехать, пока Галка совсем не сошла с ума и не разрушила свою семейную жизнь…

Вопреки ожиданиям она отнеслась к его сообщению спокойно и только спросила:

– Мы еще увидимся… в этой жизни?

– Конечно! – убежденно ответил он, стараясь не замечать ее грустной улыбки. – Ты выберешь время, приедешь в Питер и поживешь у меня, а там посмотрим…

Снабдив ее номером своего телефона и велев звонить в любое время дня и ночи, он вечерним поездом отбыл в Москву.

35

Чем дальше заходило дело, тем неуютней она себя чувствовала, медленно и верно погружаясь в растерянное ватное одиночество. Ее словно лишили привычной удобной опоры – мягкой, обтекаемой и услужливой. Днем она топила скользкие камни обиды приливами деловой активности, но вечером в пустой квартире дневная суета отступала, обнажая дно ее неприкаянности и заставляя негодовать по поводу того, что невозможно разом проглотить преподнесенную ей судьбой гадкую пилюлю, отчего приходится делить ее на мелкие части.

– Ну как? – каждый вечер интересовалась Светка.

– Ничего… – отвечала она.

– Ну, надо же! – огорчалась подруга.

«Неужели он, в самом деле, бросил меня? А как бы на его месте поступила я? Конечно, простила бы! Тем более что я ни в чем не виновата…» – думала она, печально наблюдая, как безрадостные волны дней все дальше уносят от нее обломки надежды.