НеОн

— А ты? Разве не ты хотел, чтобы меня все ненавидели и презирали? Теперь у них появится повод. Гордись, Мадан!

Хотел? Я сам не знаю, чего я хотел. Хотел, чтоб она исчезла, и сдох бы, если бы не чувствовал ее присутствия в доме. Вначале хотел, чтоб ее ненавидели, и в тот же момент мог убить за плохое слово в ее адрес. Чего я хотел потом, когда немного подрос? Ее хотел с того момента, как у меня впервые встал. На нее! Она была первой девчонкой от вида которой начали беситься мои гормоны. Моими первыми фантазиями по ночам, моим первым оргазмом, когда представил ее едва округлившуюся грудь в своей ладони. Всегда хотел. До трясучки и полного безумия. Вот чего я хотел.

— Спать ложись.

Оттолкнул от себя и повернулся к костру, закрывая глаза и медленно выдыхая кипящий кислород.

— Мне холодно здесь. — И голос, совсем как тогда… много лет назад. — Я так не усну.

Обернулся на нее, сидящую у стены в моей куртке. Дрожит. Зуб на зуб не попадает, ноги под себя поджала, влажные волосы блестят от бликов костра, а глаза, как заводь. В них отражается мое персональное пекло.

Примостился рядом, прижимая ее к себе, чувствуя запах волос так близко и невольно зарываясь в них лицом. Она уснула сразу… я по дыханию слышал и видел по ресницам, слегка дрожащим и бросающим тени на щеки. Иногда она приходила ко мне в спальню, когда ей снились кошмары, и ложилась на край моей постели, я делал вид, что сплю… Она уходила рано утром, а я зарывался лицом в ее подушку и яростно онанировал на ее запах.

Сейчас не мог заснуть… Всегда есть предел контролю. Это был мой личный предел. То к костру отворачивался, то снова на нее смотрел, стараясь не глянуть в распахнутый ворот куртки, на скрещенные длинные ноги… и не мог. Взгляд сам возвращался к ее груди и плоскому животу. Повернулась во сне на моей куртке, и я беззвучно застонал, увидев розовый сосок. Член болезненно дернулся в штанах, заставляя заскрежетать зубами.

Вскочил с пола, вышел наружу, прижимаясь спиной к стене и запрокидывая голову, подставляя лицо под капли дождя. А мне кажется, что я слышу, как они шипят на моей коже и дымятся. Перед глазами ее тело в бликах костра и этот сосок, слегка напряженный от прохлады, а главное — запах… у меня вставал от одного ее запаха. Всегда. Скулы свело от бешеного желания обхватить сосок губами и почувствовать, как он твердеет во рту. Ласкать ее до изнеможения. Видеть, как темнеют синие глаза, слышать, как стонет. Блядь, просто любить ее по-настоящему. От похоти и безумия дрожало все тело.

Сам не понял, как лихорадочно расстегнул штаны, обхватывая ладонью напряженный член, а из горла вырвался стон. Бля-а-адь… я с ума сойду до утра рядом с ней.

Внезапно почувствовал, как вместе с моей рукой вокруг плоти сомкнулась чужая ладонь. Распахнул глаза и выдохнул со свистом, встретившись с взглядом темно-синих глаз Найсы. Охренеть! Что она творит!

— С ума сошла! Уходи-и-и! — а сам щекой к ее щеке, потираясь и закрывая глаза от наслаждения касаться кожей ее кожи.

— Что плохого в том… что я притронусь к тебе… Вот так. Просто притронусь. Мне плохо, Ма-а-ад. Я так не могу больше. Не могу притворяться…

— Нет!

Перехватил руку за тонкое запястье, но она все равно провела вниз-вверх по стволу ноющего до боли члена, и я зарычал, запрокидывая голову, чувствуя, как от невыносимого удовольствия лопаются нервы, натянутые до предела. Посмотрел ей в глаза и понял, что это конец. Не могу терпеть, привлек к себе за затылок, позволяя ласкать, срываясь на стоны. Резко развернулся вместе с ней и придавил к стене, глядя, как дождь стекает по ее лицу и шее, по голой маленькой груди с напряженными сосками.

— Нельзя, — рычу ей в губы, не целуя, скользя ладонью по ее телу, сжимая грудь, касаясь сосков пальцами, потирая их и пьянея от этого запретного кайфа. Я как под наркотиками, меня уносит. Голодно спускаюсь вниз, к скрещенным ногам, раздвигая их коленом.

— Можно-о-о, — тоже мне в губы, — если мы так хотим — можно… никто не узнает. Прикоснись ко мне, Ма-а-ад. Я с ума схожу. Пожалуйста. Только руки… это ничего не значит. Это можно… я точно…

Проник в нее пальцем, не давая договорить, и взвыл, когда она сама запрокинула голову, закатывая глаза и кусая губы, тесно обхватывая мой палец изнутри. Такая мягкая и влажная. Горячая, как кипяток. Двигает ладонью по моему члену, пока я вонзаюсь в нее и зверею от желания терзать ее рот губами. Но этого точно нельзя… это, как если бы мы были любовниками. Жалкие мысленные барьеры, рамки, в пределах которых мы вроде бы ничего не нарушаем. Грязная ложь собственной совести.

Бля-а-адь. Схватился за стену, содрогаясь в преддверии оргазма, жадно впитывая в себя ее стоны и этот образ с дрожащими губами, с пьяным, голодным взглядом.