- Да брось! Ты же офицер! Должен знать, что такое работа под прикрытием в качестве внедрённого агента… А я обеспечу тебе такое прикрытие. Имея материал от тебя, мы сможем выйти на руководство МУРа, подготовим ходатайство в суд…глупо отказываться, когда за тебя по-товарищески хотят похлопотать. Надо только подписать согласие на сотрудничество. Формальность конечно, но так положено, сам ведь знаешь, как у нас заведено.
Младший лейтенант изящно выхватил из прихваченной с собой папочки бланк с предусмотрительно заготовленным текстом и протянул Легату ручку, предлагая поставить подпись. А чтобы ему было удобнее, подложил под лист папку, держа её навесу над очком унитаза.
Оставалось только подмахнуть согласие на сотрудничество, но Стас демонстративно убрал руки за спину:
- Прости, командир, не по адресу ты обратился, мне эта наша с тобой «тёрка» - сплошные непонятки, ведь я ни за кого ничего не слышал. А гнать порожняк, это извини - полная туфта. Так только сявки развлекаются.
- Ну, как знаешь, - разочарованно сник опер, - я лишь хотел тебе помочь.
Он сердито сдвинул брови и предупредил:
- Теперь они тебя дожмут…
На Стаса от его слов будто могильной сыростью повеяло. В принципе он уже знал, как это будет. На него снова нападут. Их будет целая кодла. Так что придётся отбросить в сторону все понятия о том, что допустимо, а что нет, и дествовать так же как и они.
Устало прикрыв глаза, Легат ясно всё увидел.
- Чмо, бля, за-мо-очу!!! – неслось из перекошенного рта «неандертальца», который первым снова решится поглумиться над ним. Урка так истошно будет голосить потому, что фраер, казавшийся почти беззащитным, вдруг быстро нагнётся к нему и чем-то очень больно обжёг. Ещё с полминуты умирающий бандит будет пытаться побороть внезапно охватившую его тело страшную слабость, чтобы броситься на обидчика. Бедняга, - он так и не поймёт, что раскалённое прикосновение было вовсе не ожогом, а смертельным тычком тускло блеснувшей в полумраке обыкновенной ложки, остро заточенной о перекладину кроватной спинки. Этим нехитрым оружием Стасу надо обзавестись как можно скорее. Как профессионал, прошедший отличную школу убийств, он умел делать оружие из любого подручного материала. Как
Других соседей по камере убивать возможно и не придётся, - те поймут, что их ждёт и возможно инстинкт самосохранения возьмёт в них верх над мстительной злобой. Их самый борзой дружок на виду у всей камеры будет корчится от боли, но, несмотря на это, вероятно, найдёт в себе силы попытаться ударить присевшего перед ним на корточках легавого. Стас отстранится от немощного кулака и грустно улыбнётся, – вот она цена его гнилому интеллигентному гуманизму. Даже умирая, этот человек пытается его лягнуть.
- Ты сука – с усилием произнесут посиневшие губы вора. – Я тебя кончу…когда…
Стас тяжело вздохнул, и до боли сцепил зубы, так что свело скулы . Он видел, что этот человек в его видении отвечает за свои слова, и оставлять его в живых будет крайне легкомысленным поступком. Надо добить врага, чтобы его дружки видели, что мент безжалостен и готов пойти до конца. Легат ясно ощутил в своей руке стальное лезвие, с его помощью сможет легко исправить допущенную ошибку. Он немного поколебался, но даже в своём видении так и не смог добить беспомощного врага...
- Посмотрим, - взглянув в глаза оперу, произнес Стас.
Поздно вечером «Монаху» внезапно стало плохо с сердцем и его временно перевели в лазарет. После ухода «смотрящего» в камере начались загадочные перемещения, урки словно готовились к чему-то. Проходивший мимо «Счастливчик» незаметно сунул что-то Легату под матрас.
Улучив момент, когда в его сторону никто не смотрел, Стас нащупал заточку. Самодельный нож был завёрнул в записку. Недавнее видение оказалось в руку. Что ж, значит это судьба. В маляве «Счастливчик» предупреждал, что дед неспроста покинул камеру, теперь случись что в его отсутствие, «Монах» будет считаться как бы не при делах. «
Стас был благодарен «Счастливчику» за пёрышко и за совет, однако ещё предстояло как-то пережить эту ночь. Для «мокрых» дел лучшего времени не придумаешь – заключённые предоставлены сами себе: сонные надзиратели ходят редко (амбразура на двери почти не открывается). Старший дежурный офицер по этажу вполне может, запершись у себя в каморке, глушить горькую.