Неоновые Боги (ЛП)

После недолгих размышлений открываю дверь. Ощутив легкое сопротивление, толкаю сильнее, и с другой стороны двери что-то падает. Издаю протяжный вздох и захожу в комнату. Мне достаточно обвести спальню взглядом, чтобы заметить упавший столик и пропавшее одеяло и прийти к выводу, что она всю ночь пряталась в ванной.

Еще бы.

Она же в доме страшного злого Аида, а потому уверена, что ей причинят вред, пока она беззащитна во сне. Она забаррикадировалась изнутри. От этого у меня возникает желание что-нибудь швырнуть, но я с подростковых лет не позволял себе срываться подобным образом.

Ставлю кружку с кофе, поднимаю упавший столик и возвращаю его на место. Довольный порядком, иду к ванной и стучу в дверь.

С другой стороны слышно шарканье. Затем раздается ее голос, да так близко, что она, по всей видимости, прижимается к двери.

– И часто ты врываешься в чужие комнаты без разрешения?

– А мне нужно разрешение, чтобы зайти в комнату в собственном доме? – Сам не знаю, зачем ввязываюсь в спор. Надо просто открыть дверь, вытащить ее оттуда и отправить восвояси.

– Возможно, тебе стоит требовать, чтобы люди подписывали отказ от претензий, прежде чем ступить к тебе на порог, если считаешь, что именно в этом заключается суть владения собственным жильем.

До чего же она странная. Такая… непредсказуемая. Я хмуро смотрю на побеленную деревянную дверь.

– Я подумаю об этом.

– Уж постарайся. Ты весьма резко меня разбудил.

Она говорит так чопорно, что мне хочется сорвать дверь с петель, лишь бы хорошенько рассмотреть, что написано на ее лице.

– Ты спала в ванне. Вряд ли так можно как следует выспаться.

– У тебя очень ограниченные взгляды.

Я уже начинаю закипать, но она конечно же, не видит этого.

– Персефона, открой дверь. Меня утомили эти переговоры.

– Похоже, тебя много что утомляет. Раз я такая зануда, то нечего было ломиться в мою дверь в безбожно ранний час.

– Персефона. Открой. Сейчас же.

– Ой, ну раз ты настаиваешь.

Как только раздается щелчок замка, я отхожу назад, и вот она стоит в дверях с восхитительно взъерошенным видом. Ее светлые волосы растрепаны, на щеке след от подушки. Она завернулась в одеяло, как в доспехи. Очень пушистые, бесполезные доспехи, из-за которых ей приходится идти в комнату крошечными шажками, чтобы не упасть.

Я готов рассмеяться, но сдерживаюсь. Любая реакция ее только раззадорит, а она и так привела меня в полное замешательство. Разберись с ней. Либо используй, либо гони прочь. Остальное неважно. Я машу кружкой.

– Кофе.

Карие глаза Персефоны слегка округляются.

– Ты принес мне кофе.

– Большинство людей пьет кофе по утрам. Ничего особенного. – Я корчу гримасу. – Хотя из всех моих знакомых только Гермес мешает его с мороженым.

Она еще больше округляет глаза.

– Не могу поверить, что Гермес и Дионис все это время знали о тебе. Сколько еще человек знает, что ты не миф?

– Несколько. – Хороший, безопасный, уклончивый ответ.

Она все так же рассматривает мое лицо, словно пытается отыскать знакомые черты, будто я сам могу быть ей знаком. Это приводит в крайнее замешательство. Меня одолевает абсурдное подозрение, что она так сильно сжимает кулаками одеяло, чтобы не протянуть руку и не прикоснуться ко мне.

Персефона склоняет голову набок.

– Ты знал, что в башне Додона есть статуя Аида?

– Откуда мне знать? – Я лишь раз был в башне и не скажу, что Зевс устроил мне подробную экскурсию. Ни за что не хочу оказаться там снова, разве что для того, чтобы раз и навсегда прикончить этого ублюдка. Эта фантазия о мести помогла мне пережить столько тяжелых дней, что и не сосчитать.

Она продолжает, будто я не дал ей ответ, все так же пристально всматриваясь в мое лицо.

– Там стоят статуи каждого из Тринадцати, но твоя накрыта черной завесой. Наверное, для того, чтобы обозначить, что твоему роду пришел конец. Тебя быть не должно.

– Да, ты это уже не раз говорила. – Я обдумываю ее слова. – Похоже, ты и впрямь долго рассматривала статую Аида. Вряд ли Деметра хотела бы, чтобы ты имела что-то общее с таким мужчиной.

Вмиг ее взгляд становится закрытым, а улыбка ослепительно яркой.

– Что тут скажешь? Не дочь, а сплошное разочарование. – Она делает шаг и морщится.

Она ранена. Черт, забыл. Я действую, не успев оценить разумность своего поступка. Беру ее на руки, не обращая внимания, как она вскрикивает, и кладу на кровать.

– Раны на ногах причиняют тебе боль.

– Если причиняют, то я благополучно сяду сама.

Я смотрю на нее, встречаюсь с ней взглядом и вдруг осознаю, как близко мы оказались друг к другу. Меня охватывает непрошеный нервный трепет.

– Так сделай это.

– И сделаю! Но сначала отойди. Я не могу думать, когда ты так близко.