Неоновый дневник

Да, блять. Где-то там, в гуще теней на танцполе проскользнула еще одна, такая знакомая — высокий худой силуэт в мешковатом балахоне с опущенным на лицо капюшоном, из-под которого торчат непослушные кончики светлых волос. Я моргаю, и пытаюсь сфокусироваться на танцующих — где он? Показалось? Снова вижу его, уже проходящего в дверной проем, ведущий в чилл-аут, парень, так сильно похожий на Макса, растворяется в темноте коридора. Я встаю, не отрывая взгляда от черного прямоугольника, там, отпечатавшись на опаленной стробоскопом сетчатке все еще видна его фигура.

— Подожди минутку. Я вернусь.

Я прорываюсь сквозь живую стену танцпола, ныряю в темный проход, чтобы увидеть в самом его конце, как силуэт, который привлек мое внимание, сворачивает в одну из ниш чилл-аута, типа той, в которой мы как-то со Стасом… Похуй.

— Макс? Макс!

Расталкивая утомленных на танцполе тусовщиков, я протискиваюсь сквозь узкий тоннель коридора, следуя за ним в тот самый темный провал — пространство между двумя стенами, способное вместить всего один небольшой диван. Пусто. Я оборачиваюсь, и тут же утыкаюсь в Ивана.

— Привет!

— Привет, Вань. Как дела?

Лихорадочно шарю взглядом поверх его плеча. Коридор пуст. Что со мной? Кто это был?

— Ты давно приехала? Почему не написала?

— Вань, потому что я приехала только сегодня. Я еще никому не писала. Зачем? Все равно все здесь.

— Понятно. Что делаешь? Ты одна тут?

Я, наконец, обращаю на него внимание.

— А что? Хочешь провести со мной время?

Тут же, неизвестно откуда, рядом появляется Ромка.

— Вот ты где. Я тебя уже потерял.

Жмет руку Ивану, клубная тусовка — одна большая семья. И постель. Я смотрю на них и не знаю, что мне дальше делать. Остаться с Ромкой? Бухать дальше? Затусить с Иваном? Послать обоих и пойти поискать кого-то еще из знакомых? Я опускаю глаза и мой взгляд натыкается на руку Ивана. Из-под рукава олимпийки торчит голое запястье и мне кажется, что я вижу красную нитку шрама на нем. Я тут же вспоминаю все так, как будто это произошло пять минут назад — расходящаяся порезом нежная кожа, кровь на полотенце, на полу, на моих руках, его бледное лицо и его слова: «Ты будешь со мной»? Я хватаю его за рукав:

— Как твоя рука?

Он легонько отталкивает меня:

— Не трогай. Все уже хорошо.

Мне становится плохо. У меня кружится голова и черные точки, звеня, заполняют пространство. Меня бросает в жар, а потом, сразу, в холод, а еще, меня тошнит. Где-то на периферии сознания грохочет музыка, мы стоим в узком коридоре, и мимо нас протискиваются люди. Их лица кажутся мне дьявольскими масками, и я думаю о том, что мои демоны выбрались наружу, и теперь они окружают меня со всех сторон. В аду ни у кого нет шансов, и, если я хочу жить, я должна выбраться отсюда. Я смотрю на Ромку, потом на Ивана, и выпаливаю:

— Знаете, что? А идите вы оба нахуй.

Разворачиваюсь и иду по коридору к танцполу, снова проталкиваюсь сквозь толпу танцующих, миную бар, и спускаюсь вниз, к выходу — обратная перемотка в ускоренном режиме. Нахуй всех и нахуй все. Я просто хочу домой, где бы он у меня сейчас ни был. Я хочу лечь в постель, накрыться с головой одеялом и скулить. Влад, трахающий сейчас какую-то очередную девчонку, Иван с его суицидальными заебами, Ромка… А еще — Макс. Макс, которого я вижу везде, куда бы я только не пошла. Макс, с которого все началось. Как же меня все это заебало. Ромка ловит меня за руку уже на выходе, у фейс-контроля:

— Да что с тобой сегодня? Что случилось? Это из-за Влада?

— Да при чем тут Влад?! Похуй на Влада. Отстань от меня. Не надо за мной идти, не надо со мной разговаривать, вообще, блять, забудь меня. Просто забудь.

Я отталкиваю его руки, отталкиваю его, и он сдается. Я выхожу на улицу, и сажусь в самую ближнюю ко входу машину, называю адрес. Водитель заводит мотор, открывается задняя дверь, и около меня плюхается на сиденье Иван.

— Решила свалить? Я с тобой.

— Иван, иди нахер. Вы меня заебали. Я хочу домой.

— Я тебя провожу. Посмотри на себя — ты же не в себе. У тебя истерика.

Машина трогается с места, и Ваня берет меня за руку. Я утыкаюсь ему в плечо лицом и тихо плачу, плачу так, как будто у меня больше нет сил не на что, кроме этих тихих подвываний. Нет сил на слова, нет сил даже просто открыть глаза. Мы выходим у подъезда, и он тащит меня в квартиру Влада. Мы стоим в темноте прихожей, он целует мое лицо, размазывая слезы по щекам. Я нахожу его губы — соленые, у кого же совсем недавно были такие же? Он раздевает меня, снимает свою олимпийку, и я вижу длинный красный шрам на его руке — от запястья, и почти до локтя. Я отталкиваю его от себя, бью его в грудь, один раз, два, еще и еще:

— Сука, Иван, какой же ты мудак! Нахуя все это было?!

Он пытается схватить меня за руки, но я бью его по лицу, и тогда он отшатывается от меня, и я вижу его глаза — абсолютно трезвые, холодные, серые льдинки в октябре. Он рассматривает мое лицо, а потом хватает меня на руки, тащит в спальню и кидает на кровать. Быстро раздевается сам, срывает с меня джинсы, трусы, и ложится сверху, вжимая меня в простыни. Я извиваюсь под ним: