Неополимая Купина (Стихи о войне и революции)

Зимою вдоль дорог валялись трупы Людей и лошадей. И стаи псов Въедались им в живот и рвали мясо. Восточный ветер выл в разбитых окнах. А по ночам стучали пулеметы, Свистя, как бич, по мясу обнаженных Мужских и женских тел. Весна пришла Зловещая, голодная, больная. Глядело солнце в мир незрячим оком. Из сжатых чресл рождались недоноски Безрукие, безглазые... Не грязь, А сукровица поползла по скатам. Под талым снегом обнажались кости. Подснежники мерцали точно свечи. Фиалки пахли гнилью. Ландыш -- тленьем. Стволы дерев, обглоданных конями Голодными, торчали непристойно, Как ноги трупов. Листья и трава Казались красными. А зелень злаков Была опалена огнем и гноем. Лицо природы искажалось гневом И ужасом. А души вырванных Насильственно из жизни вились в ветре, Носились по дорогам в пыльных вихрях, Безумили живых могильным хмелем Неизжитых страстей, неутоленной жизни, Плодили мщенье, панику, заразу...

Зима в тот год была Страстной неделей, И красный май сплелся с кровавой Пасхой, Но в ту весну Христос не воскресал.

21 апреля 1921 Симферополь

ТЕРМИНОЛОГИЯ

"Брали на мушку", "ставили к стенке", "Списывали в расход" -Так изменялись из года в год Речи и быта оттенки. "Хлопнуть", "угробить", "отправить на шлёпку", "К Духонину в штаб", "разменять" -Проще и хлеще нельзя передать Нашу кровавую трепку. Правду выпытывали из-под ногтей, В шею вставляли фугасы, "Шили погоны", "кроили лампасы", "Делали однорогих чертей". Сколько понадобилось лжи В эти проклятые годы, Чтоб разъярить и поднять на ножи Армии, классы, народы. Всем нам стоять на последней черте, Всем нам валяться на вшивой подстилке, Всем быть распластанным с пулей в затылке И со штыком в животе.

29 апреля 1921 Симферополь

ГОЛОД

Хлеб от земли, а голод от людей: Засеяли расстрелянными -- всходы Могильными крестами проросли: Земля иных побегов не взрастила. Снедь прятали, скупали, отымали, Налоги брали хлебом, отбирали Домашний скот, посевное зерно: Крестьяне сеять выезжали ночью.

Голодные и поползни червями По осени вдоль улиц поползли. Толпа на хлеб палилась по базарам. Вора валили на землю и били Ногами по лицу. А он краюху, В грязь пряча голову, старался заглотнуть. Как в воробьев, стреляли по мальчишкам, Сбиравшим просыпь зерен на путях, И угличские отроки валялись С орешками в окоченелой горстке.

Землю тошнило трупами, -- лежали На улицах, смердели у мертвецких, В разверстых ямах гнили на кладбищах. В оврагах и по свалкам костяки С обрезанною мякотью валялись. Глодали псы оторванные руки И головы. На рынке торговали Дешевым студнем, тошной колбасой. Баранина была в продаже -- триста, А человечина -- по сорока. Душа была давно дешевле мяса. И матери, зарезавши детей, Засаливали впрок. "Сама родила -Сама и съем. Еще других рожу"...

Голодные любились и рожали Багровые орущие куски Бессмысленного мяса: без суставов, Без пола и без глаз. Из смрада -- язвы, Из ужаса поветрия рождались. Но бред больных был менее безумен, Чем обыденщина постелей и котлов.

Когда ж сквозь зимний сумрак закурилась Над человечьим гноищем весна И пламя побежало язычками Вширь по полям и ввысь по голым прутьям, -Благоуханье показалось оскорбленьем, Луч солнца -- издевательством, цветы -- кощунством.

13 января 1923 Коктебель

НА ДНЕ ПРЕИСПОДНЕЙ

Памяти А. Блока и Н. Гумилева

С каждым днем всё диче и всё глуше Мертвенная цепенеет ночь. Смрадный ветр, к 1000 ак свечи, жизни тушит: Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.

Темен жребий русского поэта: Неисповедимый рок ведет Пушкина под дуло пистолета, Достоевского на эшафот.

Может быть, такой же жребий выну, Горькая детоубийца -- Русь! И на дне твоих подвалов сгину, Иль в кровавой луже поскользнусь, Но твоей Голгофы не покину, От твоих могил не отрекусь.

Доконает голод или злоба, Но судьбы не изберу иной: Умирать, так умирать с тобой, И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!

12 января 1922 Коктебель

ГОТОВНОСТЬ

Посв. С. Дурылину

Я не сам ли выбрал час рожденья, Век и царство, область и народ, Чтоб пройти сквозь муки и крещенье Совести, огня и вод?

Апокалиптическому Зверю Вверженный в зияющую пасть, Павший глубже, чем возможно пасть, В скрежете и в смраде -- верю!

Верю в правоту верховных сил, Расковавших древние стихии, И из недр обугленной России Говорю: "Ты прав, что так судил!

Надо до алмазного закала Прокалить всю толщу бытия. Если ж дров в плавильной печи мало: Господи! Вот плоть моя".

24 октября 1921 Феодосия

ПОТОМКАМ

(ВО ВРЕМЯ ТЕРРОРА)

Кто передаст потомкам нашу повесть? Ни записи, ни мысли, ни слова К ним не дойдут: все знаки слижет пламя И выест кровь слепые письмена. Но, может быть, благоговейно память Случайный стих изустно сохранит. Никто из вас не ведал то, что мы Изжили до конца, вкусили полной мерой: Свидетели великого распада, Мы видели безумья целых рас, Крушенья царств, косматые светила, Прообразы Последнего Суда: Мы пережили Илиады войн И Апокалипсисы революций.