Неопознанный ходячий объект

Что-то Женьку беспокоило. Если честно, и меня тоже. Я немного покопалась в себе и пришла к выводу: мучает меня ночная собака. Хотя с какой стати? Но мучает. Не она, конечно, а то, что Женька права: взяться ей в общем-то неоткуда, карту я изучила тщательно, выходило, либо живность шла через болота, что, с моей точки зрения, маловероятно, либо сделала гигантский крюк. Интересно, зачем ей это понадобилось? «Анфиса, прекрати ломать голову над всякой чепухой», – сказала я себе, но это не подействовало. Подозреваю, то же самое происходило с Женькой, вид у нее был несчастный, и у меня, наверное, не лучше. В общем, я согласно кивнула, все равно домой торопиться не стоило, кто меня там ждет? А если ждет, пусть немного помучается, ему полезно… Я вдруг заскучала и почувствовала желание зареветь. Чтоб избавиться от нахлынувших эмоций, я попросила:

– Расскажи мне про Холмогорского.

– Про убийство? – подняла брови Женька и широко улыбнулась. Меня это разозлило.

– Чего ты лыбишься?

– Да брось ты, Анфиса, – сморщила она нос. – Я понимаю, это профессиональное, ты же автор-детективщик, убийство – твой хлеб. Но рассказывать особо нечего. Холмогорский был неплохим художником, книги писал, в основном автобиографические, детство его прошло в этих местах. Когда ему было чуть больше двадцати, он оказался за границей и решил там остаться. Как ни странно, за границей он преуспел, но не на художественной ниве, а на сугубо коммерческой, и, как часто случается с русским человеком, чем больше богател, тем ему больше хотелось смысла жизни. Сколотив весьма солидное состояние, он в преклонных летах вернулся на родину. Жена у него к тому времени умерла, детей не было. Сам себе хозяин, оттого и затеял создать здесь музей своего имени, дворянскую усадьбу, каковая действительно имела место быть, но к моменту появления здесь Холмогорского выглядела крайне плачевно. Десять лет назад в усадьбе был дом инвалидов или дурдом, как говорят местные, но даже их перевезли куда-то из-за ветхости помещений. У Холмогорского с властями наметилось полное взаимопонимание. Старинный дом он отремонтировал, парк расчистил, пруд углубил, мосты через него возвел заново. В общем стало не хуже, чем в Михайловском. Этим Холмогорский всегда гордился. Но не только отреставрированной усадьбой он надумал порадовать земляков. Сам художник, он всю жизнь коллекционировал картины. В основном русских мастеров. Особых шедевров в его коллекции, сказать справедливости ради, не было, но имена известные и коллекция серьезная, практически весь русский девятнадцатый век представлен. Особенно интересны были усадебные портреты из имения Салтыковых. Кое-что чудом сохранилось в запаснике музея. Постоянно бывая в музее, Холмогорский нашел там свое счастье, то есть женился на женщине, которая уже двадцать пять лет работала в музее искусствоведом. Она ему очень помогала. Открытие музея действительно обещало стать событием не только в культурной жизни области. Чтобы разместить все задуманные экспозиции, срочно отреставрировали бывшие конюшни и ряд подсобных помещений. Работа шла без перерыва, и жизнь там била ключом. Три года назад, на октябрьские праздники, рабочие разъехались, супруга Холмогорского находилась в Москве по делам, а он остался в доме в обществе сторожа, тоже весьма почтенного старца. Ничто, как говорится, не предвещало беды. Дом хоть и недалеко от села, но стоит на отшибе, к тому же окружен парком. Короче, никто ничего не слышал и не видел, пока утром кто-то не обратил внимание, что в усадьбе горит свет. Кинулись туда всем селом и нашли Холмогорского в его кабинете с проломленным черепом возле открытого сейфа. Вскоре обнаружили и труп сторожа в саду, под кустами. Должно быть, старик что-то услышал ночью и вышел проверить.

– В доме были ценности? – спросила я. – Я не картины имею в виду…

– Были, – кивнула Женька. – Реставрация дело дорогое, хозяин расплачивался наличкой, а хранил ее в сейфе. Сколько там было, точно неизвестно, но по прикидкам никак не меньше двухсот тысяч долларов. – Я присвистнула, а Женька кивнула. – Вот-вот. Сейф хозяин открыл сам, должно быть, под угрозой смерти. Вместе с деньгами исчезли двенадцать наиболее ценных картин, холсты просто вырезали из рам.

– И что, в доме не было сигнализации?

– Не было. Ни сигнализации, ни охраны, собаки и той не было. Только сторож. Правда, на окнах решетки и дверь внушительного вида… Дело в том, что места здесь глухие, все люди на виду, никто не ждал такого поворота событий. Все дороги в районе были немедленно перекрыты, Холмогорского здесь любили и уважали, схватить убийцу стало делом чести. Как он или они ушли, уму непостижимо. В обход нельзя – кругом болота, да и операцию по поимке преступников проводили не для отмазки. Работали собаки, след потеряли возле шоссе, которое, кстати, вело в Липатово. И все. Преступники как в воду канули. Украденные картины, кажется, до сих пор нигде не всплыли, хотя это ни о чем не говорит. А доллары и вовсе не проследишь.

– И что, никаких следов? – не поверила я.

– Никаких.