Неопознанный взрыв

Корнев сидел, зажатый дюжими парнями, и чувствовал себя не проводником, как его наименовал майор, а задержанным преступником, скрывшим от следствия важные сведения.

Успокоенный Саловым Петруха поехал домой. Правда, успокоение было далеко не полным. По его мнению милиция так просто ничего не делает, уж если зацепит кого — неважно, виновного или безвинного — не выпустит из своих рук. Не «зацепили» ли подобным макаром на хитро спрятанный крючок и батю?

В Сидоровке «охотники» покинут машину и встанут на лыжи — добраться до скита можно только пехом, дороги туда, даже обычного зимника, не существует.

Корнев маялся по причине излишней своей хитрости, которая, похоже, завела его в непроходимые дебри. Спрашивается, как открыть теперь майору-добряку скрытые от него картинки испытания какой-то трубы? Сослаться на забывчивость — глупо, сказать: не придал значения подобной малости — ещё глупей.

Это тебе не слюнявый насмешник Артем и не простоватый поселковый дурачек Прокоп — майор милиции. Большие звезды на погонах так просто не нашлепывают, поэтому нечего даже думать обмануть начальника хитрыми лисьими кругами. Все одно не поверит, наоборот, заподозрит неладное.

Вот и терзался пожилой таежник, выдумывая самые невероятные причины паскудной своей скрытности. Терзался и поливал всех и вся такими словами, что даже потомственный зек покрутил бы головой от удивления и зависти.

Помалкивал и Салов.

Его размышления напоминали двухэтажный особняк, куда разрешен вход сразу на второй «этаж», минуя первый. Ибо этот «первый» этаж — глубоко личный, неприкосновенный. Несложившаяся семейная жизнь, фактическое одиночество, необходимость рубить, грубо безжалостно, по живому, оставляя сына сиротой.

Проблемы, которые разрешить дано не каждому — только человеку с сильной волей.

«Второй этаж» — чисто служебные заботы, криминальная обстановка в районе, донесения «стукачей» и меры, которые необходимо принимать по этим донесениям.

В недавнем прошлом в поселках и заимкахз было относительно спокойно, милиции приходилось бороться с мелкими щипачами и пьяницами, спекулянтами и расхитителями социалистической собственности.

И вдруг будто прорвало потаенный нарыв. Район захлестнули дерзкие грабежи, садистские убийства, шантаж, рэкет. Это тебе не скандальчик, устраиваемый в семье перебравшим приискателем и не бабка Дарья, торгующая из-под полы зарубежной косметикой или модными женскими нарядами, полученными невесть по каким каналам прямо из Соединенных Штатов.

Профилактические собеседования, рейды так называемых народных дружинников напоминали средство от насморка при скоротечной чахотке. Поневоле приходится применять болезненные «прижигания» либо даже серьезные хирургические операции.

Вот на днях удалось предотвратить нападение на вооруженный конвой, сопровождающий груз золота. Спасибо «стукачу» — во время сообщил… А если бы запоздал?…

Уж не связано ли все это с удивительной историей, рассказанной таежником? Не из этого ли логова выползали хищные звери в человеческом обличьи? Убийство инкассатора, ограбление кассы леспрохоза, попытка хищения золота… И все это за один месяц…

В Сидоровке приезжих встретили по разному: с любопытством и равнодушием.

— Небось, подрядился сопроводить городских в гости к Михалу Иванычу? — спросил дед Опанас. — Гляди, как бы не задрал кого — засудят…

Догадался один Артем, но не по причине необычной проницательности — по зловредности характера и обычной насмешливости.

— Дядька Павел порешил познакомить заезжих с антеннами да колючкой, — обьявил он во всеуслышанье. — Пропечатают в газетках об его героизме, глядишь, какой-никакой орден присобачат… на задницу.

Версия старого Опанаса понравилась Салову значительно больше артемовского ехидства и он постарался затвердить её в сознании поселковых жителей. Нагнав на лоб озабоченные морщины, спрашивал нужно ли захватить рогатины, справятся с толстокожим хозяином тайги обычные ружья или лучше позычить у опытных промысловиков разрешенные им винтовки?

Мужики втихомолку подсмеивались над наивными горожанами, подавали советы, один другого хлеще, обменивались понимающими взглядами.

И все же версия о предстоящей охоте на мишку набирала силу.

Переночевали в поселке, разместившись в добротном пятистенке Корневых. Поутру двинулись на лыжах к таинственному скиту.

Шли молча. Легкий морозец, поскрипывание снега под лыжами, окружающая красота сибирской тайги не располагали к болтливости…

Новый бревенчатый забор никуда не делся — по прежнему огораживл полусгнивший старый. Конечно, не возродились исчезнувшие антенны и колючка. Внутри — безвольно распахнутые двери избушек, чистый, не тронутый ногой человека, снежок.

Салов и его помощники, не обращая внимание на проводника, принялись ощупывать и обнюхивать каждый угол избушек.

И ведь что-то находят!

Корнев ни за что не обратил бы внимание на валяющуюся пуговицу, а сыщик аккуратно опустил её в специальный пакетик. Он обязательно прошел бы мимо клочка бумаги, заброшенного кем-то под нары — Салов, взял его двумя пальцами за уголок, долго разглядывал через лупу.