Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь

– Неправда! – с обидой парировала Стася. – Это искусство! Здесь тоже голова нужна! Тактика! Выдержка! На одной силе далеко не уедешь. Думаешь, Егору так просто чемпионский пояс достался?!

Баба Шура в сердцах швырнула фартук на ближайший стул.

– Знаешь, я бы и Егора никогда не пустила в бокс! Это его родителям безразлично было, чем чадо занимается, лишь бы под ногами не болталось лишний раз. Ох… – вздохнула тяжко. – Что говорить… Ты сама видела, какой он. Застрял в своей горечи. Ничего ему не надо. А ты – девочка! Толковая девочка! Рисуй, танцуй… Ну, я не знаю, что еще…

– В боксе нет ничего плохого, – настойчиво, но уже совсем тихо повторила Стася.

– Ну, етить-колотить, вся семья непутевая!

Девушка слегка поморщилась под изучающим взглядом Александры Михайловны. Как трудно давалась ложь. Ей было стыдно обманывать бабу Шуру. Ведь уже вторую неделю она ходила в секцию бокса.

Об этом знал только Гриша, который возил ее в спортивную школу. Рассказала, так как секции гимнастики и бокса находились в разных корпусах. Парень посмеивался над ней и беззлобно шутил каждый раз, когда она едва волочила ноги после тренировки. Только в спортзале Стася осознала, насколько хилая. Тренер сказал, что ей нужно здорово поработать, чтобы развить хотя бы среднюю физическую выносливость, необходимую на ринге. Нет, она не стремилась в большой спорт. Занятия боксом помогали ей лучше представить, чем живет Аравин. И каким бы странным это ни казалось, так она чувствовала себя ближе к нему.

Аравин как всегда равнодушно отреагировал на новость. Гимнастика, так гимнастика. Нормальное занятие для девчонки. Только поведение Стаси показалось ему сейчас неестественным. Она явно стушевалась под взглядом бабы Шуры.

Александра Михайловна этого не заметила. Она как раз поднялась к плите. Стояла спиной к столу и накладывала в овальное блюдо налистники со сладким творогом.

Либо девчонке не нравилась гимнастика… Либо она туда не ходила…

От последней догадки сердце невольно дрогнуло.

«Тогда куда она ходит?»

Егор уперся в нее взглядом.

И чем дольше он смотрел на Стасю, тем больше она выдавала себя. Отводила взгляд в сторону. Старательно поправляла скатерть около себя. Смахивала несуществующие пылинки с золотистой водолазки.

Но долго Стася не выдержала его обличительного взгляда. Возмущенно вскинула ладони вверх и спросила одними губами: «Что?».

– Ты врешь, – уверенно и тихо сказал он, выжигая этими словами воздух вокруг них.

Девчонка покраснела, еще больше подтверждая его догадку. Но ответить не успела. Баба Шура вернулась к столу.

– А кто Стасю возит на гимнастику? – на последнем слове акцент и едкая усмешка. Но больше всего Стасю разозлило то, что вопрос задан Александре Михайловне, как будто ее здесь нет.

Она послала Аравину убийственный взгляд. На который он, естественно, и бровью не повел.

– Дак Гришка, кто еще? – простодушно ответила баба Шура.

Остаток застолья прошел в еще более напряжённой обстановке. Говорила преимущественно баба Шура. А Егор все сверлил Стасю взглядом. Поэтому она вздохнула с облегчением, когда трапеза закончилась.

– Ты говорила, у тебя ко мне серьезный разговор, – напомнил Аравин бабушке, поднимаясь.

Чтобы хоть чем-то себя занять, Стася начала собирать грязную посуду со стола.

– Да. Я в начале мая на койку ложусь. Нужно прокапаться. Нинка съездит к дочке в Киев, и лягу. Она обещала за Стасей присмотреть. – Аравина говорила размеренно и гладко. Поэтому ее слова не вызывали у Стаси никакого опасения. Обычная процедура для гипертоника ее возраста. В том году баба Шура тоже проходила лечение. Правда, амбулаторно. Ездила две недели на капельницы и уколы. В этот раз сказала, что хочет полежать. Никто не возражал. Для Стаси было главным, чтобы баба Шура себя хорошо чувствовала.

– Мне бы хотелось, – продолжила Александра Михайловна, – чтобы ты наведывался к нам домой, пока меня не будет. У Нины возраст, ей помощь может понадобиться.

– А не проще взять какую-то няньку на время?

– Чужих людей в доме не будет! – безапелляционно заявила баба Шура. – Прислуги у нас хватает. – Затем добавила мягче: – Егор, я прошу.

От этой непривычной мягкости ему стало не по себе. Слышалась в ее голосе какая-то непривычная мольба. Неужто все серьёзнее, чем бабушка хочет показать? Неприятно стало на душе. Зябко.

– Хорошо.

Глава 6