Неоспоримая любовь (ЛП)

Она моргнула. Затем она потянулась вперед и положила костлявую руку ему на грудь. И улыбнулась. Он смотрел на нее сверху вниз, раздумывая, стоит сломать ей пальцы или нет.

— Где бы ты ни захотел этого, как бы ты ни захотел этого, — выдохнула она, — прямо здесь, в уборной, за клубом. Там. Где. Ты. Захочешь.

Его брови поехали на лоб. У нее были либо серьезные проблемы с самооценкой, либо проблемы с папочкой родом из детства, либо она просто была ебанутой.

— Ками! — раздался женский визг. — Ками!

Сучка рядом с ним вытянулась и стала оглядываться вокруг.

— Ев? — крикнула она.

Хихикающая масса темно-коричневых волос прорвалась через толпу и рванула прямо к блондинке. Они обе были в жопу пьяные. Вместо объятий они просто повисли друг на друге, падая на него. Раздраженный, он толкнул обеих назад, и коктейль блондинки полетел в сторону. Люди разбежались, как только послышался звон стекла.

Истерически смеясь и держась друг за друга, они обе встали прямо. Он, застыв, наблюдал, как медальон Всадника выскользнул из-под футболки брюнетки. Футболки, имитирующей задачи футболки.

Затем она отбросила волосы с лица, и его кровь застыла, а после — горячо погнала по венам. Действительно охуенно горячо.

В последнюю встречу с Евой Фокс он без двух секунд был готов пристроить свои яйца поглубже в нее, и за это он получил две пули.

— Ками, — прокричала Ева рассеянно, не замечая его присутствия, — где ты была? Я везде искала тебя!

Рассеянность — это было не про него. Он заметил, что эта дрянь была одета в какое-то подобие футболки, хотя выглядело на самом деле как треугольник из блесток, держащийся на ней только за счет запутанно завязанных ниток. Эта херь едва прикрывала ее сиськи. Ее полные, тяжелые, совершенные сиськи. Вся ее спина и живот были обнажены, ее пупок был пирсингован какой-то блестящей хуйней, все, что ниже, было упаковано в обтягивающие черные кожаные штаны. Настолько обтягивающие, что, он был чертовски уверен, ей понадобился лубрикант, чтобы натянуть их на ее ноги и охрененно сочную задницу. На ее ногах — черные чаксы.

В груди у него стянуло.

Она вернула медальон его старика обратно под ее совсем-не-футболку. Слегка качнулась на ногах, ее сиськи подпрыгнули, пока она растягивала и расправляла ее топ, который в общем и топом-то не был.

У него встал. Просто встал. Как будто ему снова было ебаных семнадцать лет.

Все еще смеясь, она осмотрелась по сторонам, наконец-то ловя его взглядом. Ее — созданные, чтобы сосать член — губы приоткрылись, ее глаза, цвета надвигающегося шторма, расширились, и она немного покачнулась вправо.

— Дьюс! — прошептала она.

Ни одной ебаной мысли, что ответить. Поэтому он сказал первое, что мелькнуло в голове.

— Малыш.

Ками посмотрела на них.

— Ты его знаешь?

— Да, — ответила она, не отводя глаз.

Господи Иисусе, эти глаза! Она была чертовски красива.

— Представь нас!

— Дьюс, это моя подруга Ками, Ками — это мой… друг Дьюс. Но… — она повернулась к подруге, — он женат. Дети тоже есть. Так что убери от него руки.

Он смотрел на нее, растерянный. Он был женат?! Дети?! Ах, да. Он, вроде как, был женат. Ага, и дети были. Он любил своих детей, а вот их мать… не особо.

— Жаль, что ничего не выйдет, — промурлыкала Ками, — вся эта фигня в духе «страшный и агрессивный байкер» тебе так идет.

Его губы изогнулись в отвращении. Он только что сказал этой суке, что считает ее непривлекательной, в недвусмысленных выражениях дал понять, что ему от нее ничего не нужно, и она все еще хочет этого. Гребаная шлюха! Ебнутая на всю голову тупая шлюха.

— Он не страшный, — отчитала ее Ева, — он красивый.

Ебать… его.

Никто и никогда не называл его красивым, и он был совершенно уверен, что никогда и не захочет услышать это в свой адрес. Пока Ева Фокс не назвала его красивым. И теперь он хотел услышать, как она скажет это снова. Но в этот раз он хотел, чтобы его яйца были глубоко в ней, когда она повторит свои слова.

— Хочешь потанцевать? — спросила Ева.

Его глаза сфокусировались.

— Что?

— Танцы. Хочешь?

— Нет.

— Нет?

— Это не музыка, и я не танцую.

Ева прикусила губу, и он видел, что она пыталась не смеяться над ним. Обычно, когда люди смеялись над ним или пытались не выдать смех, что случалось нечасто, поскольку он не был забавным парнем, он бил им морды. Смеющаяся над ним Ева заставила его член резко дернуться вперед. Эта сука творила что-то странное с ним. Его ебаный мозг отключался, когда она была рядом, и его яйца раздувались, готовые заново перенаселять мир так долго, как долго он сможет оставаться внутри ее киски.

— Каждый может танцевать, — хихикнула она.

Он покачал головой.

— Я не могу. Я как бревно. Жена говорит, что двигаюсь я неуклюже.

Она поморщилась.

— Твоя жена — тупая пизда!

Он поперхнулся. Похлопал себя по груди, закашлявшись. Сделал долгий глоток пива. Прокашлялся.

— Дорогая, ты и представить себе не можешь, насколько.