Неоспоримый (ЛП)

Ей исполнилось 60 в сентябре 2003 года, и с того времени она стала затворницей. Ее тело физически разрушалось, ее кости становились хрупкими, она не могла передвигаться самостоятельно, и ей была нужна помощь при каждом приеме пищи. Ей было больно жевать, так что пищу ей разжижали, ей требовалась круглосуточная забота, а она круглыми сутками лежала в кровати и смотрела телевизор. Я редко общался с ней по телефону, потому что она не могла говорить громко и открывать рот так, чтобы ее было понятно.

Она сдавала и морально, становясь беспокойной, нервной. Когда я навещал ее, она говорила вещи, вроде: « Не говори громко, они все слышат. В моей комнате полно жучков » или « Не ходи вокруг кровати так быстро. Мне вредны вибрации ». Это напоминало кошмар, и наши отношения были лишь тенью того, что было ранее.

Однажды она сказала мне: « Если я начну выживать из ума, я больше не захочу жить. Если я не смогу быть собой ментально, выдерни вилку из розетки ». Конечно, никакой розетки не было, ведь ее не поддерживала система искусственного жизнеобеспечения, но я прекрасно понял ее мысль.

Я должен был сделать что - то с тем, как все шло.

Поэтому я попросил отца подыскать место, где за ней могли бы приглядывать круглосуточно, где она могла бы встретить людей с подобными проблемами и подружиться с ними. Она ненавидела эту идею и не хотела покидать свой дом, но проблема заключалась в том, что она уже не могла там жить самостоятельно. Тогда я принял решение перевезти ее в медицинское учреждение.

Спустя пару месяцев ее здоровье заметно ухудшилось, а ее тело просто сдавалось после 15 лет борьбы. Она принимала тонны лекарств, но они лишь продлевали агонию, но не помогали ее здоровью.

Дошло до того, что она сказала соседке Конни ( которая была ей, как сестра, и ближе, чем кто - либо еще, включая меня ), что она завязывает с лекарствами. Когда Конни заметила, что без лекарств мама умрет, она ответила, что готова ко всему.

Моя мама уже не контролировала значительную часть своей жизни, но она еще была в силах решить, продолжать ли ей существовать. Она была переполнена целеустремленностью и упорством ( что я унаследовал от нее и называю Железной Волей ); когда она принимала решение, ее уже было не переубедить.

Теперь она решила, что ей пора идти дальше, и с этим ничего нельзя было поделать.

Я прилетел из Лос - Анджелеса в Виннипег в четверг ночью. Врач сказал, что она может прожить еще два дня, а может – и два месяца ; все зависело от ее организма. Я отправился в ее комнату, она выглядела хрупкой, почти невесомой. Я не видел ее пару месяцев, за это время ее тело вжалось внутрь, а кости сжались. Она посмотрела на меня, и я заметил признаки того, что она меня узнала, в ее взгляде, но она ничего не сказала. Она еще могла говорить, но была не в силах поддерживать долгий разговор, и в течение ночи она произносила бессмысленные фразы. Она попросила перевернуть ее на другой бок, но дежурный медбрат сказал мне:

— Ее перевернули пять минут назад, теперь ее надо перевернуть через два часа.

Спустя пять минут она спросила:

— Так ты перевернешь меня ?

Спустя еще пару минут она снова попросила перевернуть ее и спросила, как меня зовут. Потом она попросила меня оставить ее одну.

Это разбило мое сердце.

Я понимал, что она сама не своя, но я не мог выносить, как женщина, которая значила для меня все, делала вид, что я абсолютный незнакомец. Я просидел возле нее много часов, но не уверен, что она знала, что я рядом.

Я спросил мнение врача об ее состоянии. Он мрачно посмотрел на меня и сказал:

— Вам следует попрощаться и уходить. Вы можете провести здесь месяц, и ее состояние будет ухудшаться. Я не уверен, что вам стоит проходить через такое.

Я тоже не был в этом уверен. Я знал, что нужен маме, но я был рядом все эти 15 лет и не смог бы вынести, если бы она снова спросила мое имя или приказала оставить ее одну.

У Fozzy было несколько шоу во Флориде, и я решил, что лучше мне будет слетать на шоу, а потом вернуться в Виннипег. На носу было Рождество, и я молился, чтобы она продержалась достаточно, чтобы мы могли провести вместе еще один праздник.

Я спросил совета у отца, и он согласился, что мне стоит развеяться и вернуться на свежую голову. Я каждый день обсуждал мою ситуацию с Бенуа, и он тоже поддержал мое решение. Итак, я решил съездить на концерт, когда я зашел попрощаться с мамой, ее состояние ухудшилось. Она спросила, не сантехник ли я, и снова приказала уйти. Моей мамы больше не было, и я уехал.

Перед отъездом я взял ее за руку и попросил найти мир с Господом. Я сказал, что она отправляется туда, где снова сможет ходить. Я молился с ней, прося Господа простить ее грехи и принять ее душу в свое царство.

Когда я закончил, она улыбнулась и прошептала: « Иди ». Потом она закрыла глаза.

Моя мама всегда была гордой и прекрасной женщиной, и я уверен, она не хотела, чтобы я видел ее в таком состоянии. Она не хотела, чтобы я видел, как она умирает. Она всегда защищала меня, и это был последний способ укрыть меня от дождя.