Неосторожность

Несмотря на то, что время Мэдди предпочитала проводить со мной, в ее жизни возникали другие мужчины. Остановить их было невозможно. Они окружали ее, но ей не было до них дела. Появился один испанский мальчик, с которым она познакомилась в Швейцарии, но, думаю, то был в большей степени эксперимент. Желание узнать, как это бывает. Это длилось недолго. Мы никогда это не обсуждали в подробностях. Я его ненавидел, хотя мы никогда не встречались. Гонсало или Фелипе. Я даже не помню его имени, хотя он стал моим врагом, когда она мне о нем рассказала, и я не понимал, что она в нем нашла.

Но я понял Гарри. Он был именно таким мужчиной, какого Мэдди должна была полюбить, и она его полюбила. Красивый, уверенный в себе, талантливый, добрый – и он ее любил. Он был тем, кто ей нужен, и я – вечный евнух, верный друг – знал, что она счастлива. Утешение горькое, но его хватало.

7

Я вижу их в номере отеля. Гарри и Клэр. Меня там нет, но я представляю это. Тяжелые шторы задернуты. Комната тонет в пурпурном сумраке, однако предметы различимы. Лепной потолок футов в двадцать высотой. Здесь ночевали королевы и кинозвезды. Середина дня, но погода отвратительна. Шумят машины. Мимо проносятся курьеры на мотоциклах. Стоят такси, ожидающие клиентов. В холле, в витринах за пуленепробиваемым стеклом мерцают бриллиантовые ожерелья, а хорошо откормленные банкиры возвращаются с ланча.

Они в кровати, занимаются любовью. Поспешно, отчаянно, как ест умирающий от голода на пиру. Клэр даже не сняла туфли и блузку. Чемоданы там, где их поставил носильщик. Бутылка шампанского от отеля стоит нетронутая в потеющем ведерке со льдом. Только первобытные звуки. Плоть, шлепающая о плоть, рычание усилия, стон удовольствия. Половины целого соединились. Амулет, ключ от королевства. В мире больше ничего не существует.

Потом Клэр говорит Гарри, что это было хорошо как никогда. Она обнимает его, у нее прохладные руки.

– Да, – утомленно улыбается она. – О боже, да.

Он дает ей поспать, она устала из-за долгого перелета и смены часовых поясов. У него время прежнее. Гарри одевается и выскальзывает из номера, тихо закрывая за собой дверь. Лифт не вызывает, идет вниз пешком по покрытой ковром лестнице. Кивает администратору на ресепшене и швейцару, те вежливо улыбаются ему в ответ. Они его не знают. Гарри не был здесь много лет. Ему еще предстоит произвести впечатление. Они принимают его пальто, его ботинки. Он дает хорошие чаевые? Они запомнят, как его зовут, одарят его своими знаниями, связями, перед ним откроются двери. Если мало дать на чай, мсье обнаружит, что столика не найти, а билетов, к несчастью, нет. Простые отношения, самые простые.

Гарри волнует анонимность, она окутывает его, как защитный покров. Он идет по рю де Кастильоне в сторону Риволи, к колоннаде, мимо кафе и магазинов для туристов. Вдали виднеются голые деревья Тюильри, бурый газон, пустые скамьи. Он осторожно переходит пляс де ля Конкорд и направляется к Сене. Это не настоящий Париж – не Париж студентов, худых, как нож, алжирцев, старушек, подкармливающих бездомных котов. Дешевых лавочек, профсоюзов и улиц, названных в честь давно забытых побед. Это не Франция рабочих людей, обедающих дома, Франция рынков и плохой обуви. Это Париж для гостей, Париж богатых, дипломатов и тех, кто на них работает. Фасад, но он все-таки хорош.

Много лет назад Гарри был знаком с одним гомосексуальным типом, жившим в квартире неподалеку. Фантастическая квартира, похожая на египетский ночной клуб. Гарри и Мэдди выпивали с хозяином по ночам и всюду с ним таскались. «Ледойен», «Кастель», «Ле Барон», и в конце концов, когда начинали петь птицы, они возвращались в квартиру comte выпить по последней. К тому времени уже светало. Мужчина, немолодой и коренастый, говорил Мэдди, что Гарри повезло, что с ним жена. Гарри улыбался, не пугаясь; его веселило это декадентство во вкусе Пруста.

Моросит мелкий дождь, волосы у Гарри влажные. У него нет ни шляпы, ни зонта, но ему безразлично. Он любит гулять. Нью-Йорк, Лондон, Рим, Париж. Неважно, какой город. За это он и не любит Лос-Анджелес и большинство американских городов. Мало тротуаров.

Он шагает вдоль реки до пляс де Вож, самой старой в Париже, потом поворачивает обратно. Выходит на Сен-Оноре. Идет мимо знаменитых магазинов. Их элегантные товары благоухают красивой жизнью, лыжными курортами, средиземноморскими островами, богатыми загорелыми мужчинами, аристократическими женщинами. Гарри останавливается перед одной из самых больших витрин и, поддавшись порыву, заходит в магазин. Высокие элегантные vendeuses[4] наблюдают за ним. Он не привык к подобным магазинам. В отличие от большинства мужей его не таскали на шопинг, не заставляли томиться в ожидании у примерочных, наблюдая за сложными танцами продавца и покупателя.