— Не нуждаетесь?.. — Элизабет представила себе его смуглое, великолепно сложенное тело, когда он минувшим днем выходил из бассейна, и ее лицо вспыхнуло. — Ну а я нуждаюсь, — сказала она резко.
— Ох уж вы, англичане… — Он укоризненно покачал головой. — Такие консервативные, такие стыдливые в отношении того, что дано природой. Но, как вы уже слышали, моя маленькая сирена, я не стыжусь того, чем наградил меня Бог. Иначе вы не будете столь близки к природе и свободны в водной стихии. Удивительное ощущение, когда плаваешь без стесняющей тебя одежды. Вы никогда не пробовали?
— Нет, никогда. — Она произнесла это с нажимом и искривила губы в мрачной усмешке.
— Тогда, я уверен, ваши прелести будут достаточно скрыты от глаз теннисной майкой, она будет вам до колен. Годится?
— Мне не хочется плавать, — сказала она упрямо.
— Но вы должны. Я хочу, чтобы вы это сделали, — и добавил: — Пожалуйста, Элизабет!
Ее сопротивление было сломлено скорее не его словами, а тем тоном, которым он произнес их. Филипп говорил о многоликости ее натуры, но теперь она тоже могла видеть иную грань его характера. Он предстал перед ней трогательно, почти по-мальчишески смущенным, что никак не вязалось с его внушительным ростом и могучей мускулатурой. Это убеждало больше слов, и она уже не могла сопротивляться.
— Я… — Элизабет чуть поколебалась, а затем как можно небрежнее пожала плечами. — Ну тогда разве что немножко. Я не хочу огорчать Джулию. И я все же воспользуюсь вашей тенниской, — добавила она строго, когда он взял ее за руку и с насмешливой улыбкой повел через задние комнаты к саду.
— Не беспокойтесь. Вы получите вашу тенниску. — Они прошли через большую двустворчатую дверь гостиной, которая выходила прямо во внутренний мощенный камнем дворик с висячими корзинами и терракотовыми вазами, полными цветов. И тогда она увидела водную гладь бассейна, заблестевшую под ночным небом отражением золотых и розовых огней.
Бассейн был большим и овальным, а у его дальнего конца стояли столики со стульями под яркими зонтиками. Позади него находилось длинное каменное сооружение, когда-то, очевидно, бывшее амбаром, но теперь разделенное на два помещения. Большее из них было переоборудовано под бар, из которого через внутреннюю дверь можно было пройти в другое, где располагались кабинки для переодевания и душевые. Здесь же хранилось множество купальных костюмов всевозможных фасонов и размеров, махровые халаты, а вдоль одной из стен тянулась широкая полка, уставленная флаконами с различными шампунями, гелями, баночками с тальком и еще всякой всячиной, предназначенной для купальщиков.
— О… — Войдя в комнату, Элизабет озадаченно глянула на Филиппа.
— Видите? — Он сделал выразительный жест рукой в сторону купальных костюмов. — Вы теперь счастливы? У вас есть возможность прикрыть ваше изысканное тело настолько, насколько вы желаете. Я буду ждать вас у бассейна, — добавил он весело, — Так что не думайте, что я собираюсь подглядывать. — Его ирония явно заслуживала осуждающего взгляда, но вместо этого она одарила его слабой улыбкой, за что сразу же стала себя презирать. — А если вы чувствуете потребность в еще большей защите, то найдете настоящее изобилие теннисных маек в шкафу, в конце комнаты, — протянул он лениво.
— Уверена, что купального костюма будет более чем достаточно, — сказала она сдержанно, и ее лицо еще более покраснело, когда он ответил ей неприкрытой усмешкой, перед тем как выйти из комнаты.
Как же все-таки ее занесло сюда? Молодая женщина на мгновение застыла в неподвижности, пристально глядя на свое отражение в одном из длинных узких зеркал, развешанных по стенам. Дорогое вечернее платье дало ей уверенность в себе, в которой она так нуждалась нынешним вечером, а теперь она была готова сорвать его вместе с моральными запретами и остаться беззащитной и уязвимой. Она, должно быть, сумасшедшая. Точно сумасшедшая. Элизабет, прищурившись, снова посмотрела на стройную златоволосую девушку в зеркале. Здесь она играет с огнем, в самом деле играет — и тем не менее, похоже, не способна бросить спички.
— О дьявол! — Она состроила гримасу, меж тем как паника охватывала ее все больше. — Что же ты делаешь, Элизабет Макафи?
Филипп был уже в воде, когда она, осторожно ступая, появилась из амбара. Его темная фигура вспарывала водную гладь с такой энергией, что ею вновь начало овладевать тревожное предчувствие. Он был таким сильным, таким мужественным, прекрасно контролировал себя… Словом, совсем как Джон. Оба хладнокровные, обходительные, циничные, они имели явное преимущество перед нормальными рядовыми мужчинами.
По долгу службы она встречалась со множеством мужчин. Некоторые были красивыми, некоторые интересными в общении, попадались также посредственности. Но Филипп был иным. Он имел нечто такое, чему трудно подобрать название, но что безотказно действует на любую женщину от шестнадцати до шестидесяти. Джон обладал этим качеством тоже.