— Да вот, учим молодежь уму разуму, товарищ капитан! — отозвался Стефаныч.
— Итак, мужики! Чтобы был идеальный порядок! В помещении школы не свинячить и не гадить!
— Пока светло можете пожрать и оправиться! Консервные банки в окно! Огонь не разводить! — добавил второй.
— У окон не курить! Замечу, яйца поотрываю! — сурово пригрозил капитан. — Пошли, Стефаныч! Посты выставим! Приданцев и Мирошкин, дуйте за нами! В охранении с собаками сегодня будете!
В классе было холодно. Солдаты спали, лежа на боку, плотно прижавшись друг к другу, втянув головы в поднятые воротники и засунув руки поглубже в рукава и карманы.
Неожиданно глубокую ночь прорезала длинная пулеметная очередь. За ней другая, третья… Встревоженные не на шутку солдаты, хватая оружие, повскакивали.
— Братва! Чехи! — заорал спросонья в темноте перепуганный Привалов. — Окружили, гады!
— Без паники! — рявкнул из коридора голос старшего лейтенанта Тимохина. — Занять оборону! Без команды не стрелять!
— П…дец, мужики! — заныл рядовой Свистунов. — Окружат и раздолбают всех! Или сожгут живьем в этой проклятой школе!
— Заткнись! — зло цыкнул на него сержант Кныш, осторожно выглядывая в окно.
Трассеры, то здесь, то там, передавая «морзянку», рассекали яркими огоньками ночную темноту. Перестрелка шла в горах, над селом.
— Танцор, знаешь, чего я боюсь больше всего? — тихо сказал Ромка, обернувшись к Чернышову.
— Чего, Ром?
— Как бы эти выродки масхадовские нас гранатами не забросали или «шмелём» не долбанули! Тогда уж точно всем амба!
— Хуже нет, чем в темноте воевать! Здесь мы как слепые котята! Подожгут и постреляют нас как в тире.
— Сидим как в заднице.
— Который час?
— Кто его знает?
— Сейчас посмотрим! — живо откликнулся Володька Кныш, в темноте с трудом различая светящиеся стрелки циферблата. — Черт, ни хера не видно!
Но его опередил Пашка Никонов.
— Семнадцать минут второго!
— А светать-то будет около семи! Не раньше!
— Кого-то долбят! Слышишь?
— Очередями ху…чат!
— Не позавидуешь.
— Похоже, «зуха» отвечает! Наверное, наши. Десантура на высотах.
Кто-то затопал за стеной по коридору.
— Мужики, «собровцы» из соседнего класса с…бались, всем табуном куда-то рванули! Может и нам тоже надо отсюда когти рвать, пока не поздно? — беспокойно загундосил, выглянувший в темный коридор, Привалов.
— Сиди, не ссы!
— Андрей! Что-то я никак не врублюсь! Кто стреляет? И в кого? — отрываясь от «ворона», обернулся Дудаков к старшему лейтенанту Тимохину, который выглядывал из-за БМП.
— Кто-то садит с одной вершины по другой! Насколько я знаю, на ближней, что над селом морские пехотинцы генерала Атракова, а на той горушке, насколько помню, должна находиться ульяновская десантура.
— Что они взбрендили совсем? Палят друг в друга! Мудачье!
— Перепились они там, что ли?
— Не хватало еще, чтобы под этот шумок нас стали мочить!
— «Духи», падлы черножопые, нападение спровоцировали.
Перестрелка над селом продолжалась с полчаса, потом затихла. Никто из бойцов так и не смог уснуть, все с тревогой ждали ночной атаки.
Часть вторая
Последний пасодобль
Глава первая
— Самура, ты чего ржешь как ненормальный? Крыша поехала?
— Да, как тут не заржать, Виталь, решил сестренку с днем рождения поздравить! Вот послушай, чего накорябал, пока с Крестовским в засаде сидели.
— Милый Татусик! Цветочек, ты наш яхонтовый! Поздравляю тебя с днем рождения! В наше смутное время, когда межпланетные корабли бороздят бескрайние просторы Вселенной, когда к власти рвутся товарищ Зюзя и Лужок, наш затюканный несчастный народ все взоры устремил на тебя с надеждой, наша несравненная Танюська, Волшебнюська, Чаровнюська, Хахатуська, Тримпампуська, Симпатуська! Желаю тебе оставаться всегда такой же обольстительной, загадочной, обаятельной, привлекательной, сногшибательной, блистательной, грациозной, кокетливой, элегантной, умопомрачительной, незабвенной, неописуемой, неожиданной, неотразимой, непостижимой, неприступной, неувядаемой королевой школьного двора!
— Что, она на самом деле такая обольстительная?
— Да, нет конечно! Ей всего лишь четырнадцать лет на прошлой неделе стукнуло. Но пацаны в школе за ней табунами бегают. Всем голову умудрилась вскружить.
— Ромк, ну ты, блин, и загнул, Чаровнюська, — отозвался Валерка Крестовский, после смазки собирая «эсвэдэшку». — Таких и слов-то в русском языке нет.
— Значит, теперь будут.
— Ромк, у тебя девчонка есть?
— Была.
— Почему была? Поссорились?