Неотмазанные. Они умирали первыми

Ревущую уляпанную БМП подбрасывало на ухабах, мотало из стороны в сторону по разбитой вдрызг дороге; и она неустанно клевала носом, натужно попыхивая вонючим дымом. Карай, Приданцев и сержант Головко возлежали на замурзанном полосатом матраце, разостланном на броне рядом с пушкой. Сзади, упираясь уделанными гряью сапогами в притороченное бревно, уткнувшись обветренными отрешенными лицами в отсыревшие поднятые воротники, сиротливо притулились фигуры Секирина, Привалова и Ромки Самурского. Колонна с плановой "зачистки" возвращалась домой. Карай, навострив уши, смотрел блестящими черными глазами, то на серый безжизненный лес по краям дороги, то на маячивший перед "бээмпешкой" урчащий "Урал" , который то и дело юзил по жидкой грязной дороге. Кобель, изредка поворачивая голову к Приданцеву, тыкался холодным влажным носом в рукавицу кинолога. Он чувствовал, что они возвращаются на базу. Но, не знал, что до базы он так и не доедет, как и ласковый "собр" Савельев, как и несколько "вованов" , устроившихся на броне идущих следом "бэшек" . Что, через пару минут, вон за тем поворотом, колонну ждет огненный смерч.

Виталька Приданцев с широко открытыми глазами на обоженном лице безучастно смотрел в пустоту и монотонно мычал как пьяный. Лейтенант Капустин, перевернув его на спину, трофейным кавказским кинжалом вспорол окровавленный, обгоревший рукав бушлата и наложил ему жгут чуть выше локтя.

— Укол, давай! Да, быстрей же! Чего телишься! — прикрикнул он на прапорщика Филимонова, который, прижимаясь всем телом к опорному катку, трясущимися руками копался в сумке. У него под ободранным "шнобилем" как у кота во время драки в разные стороны топорщились рыжеватые усы, и подергивалась щека.

— Перевяжи культю! Да как следует! И отсюда никуда! Понял? Носа из-за "коробочки" не высовывайте!

— А ты, куда?

— Я попытаюсь до "бэтра" добраться! Почему молчат, паразиты!

— Хана, Паша! Всем хана! — твердили дрожащие губы прапорщика, ставшие похожими на вареники.

— Не бзди, Филимонов! Прорвемся, бля!

— Куда, Паша?! Обложили как волков! Со всех сторон! Всем п…дец!

— Не каркай, Филя! До "вертухов" продержаться бы! — прокричал под грохот гранат, визг и звяканье осколков о броню Капустин на ухо распластавшемуся прапорщику.

Чуть поодаль от БМП валялся сильно опаленный труп кобеля Карая, с разорванным в клочья брюхом. Сбоку с "бэтээра" как-то нервно с паузами заработал КПВТ, вслепую наугад прощупывая свинцом окружающие холмы. Яростный огонь "духов" вновь прошелся по центру колонны, где находились "уралы" . Пулеметные трассы хаотично ковыряли грязь, с остервенением вгрызались в обочины, неистово молотили по броне, разбивали фары и лобовые стекла в искрящуюся труху, безжалостно кромсали борта и крылья, пытаясь достать смертоносным жалом укрывшихся бойцов. То здесь, то там с гулом рвались "воги" . Вокруг все горело, тряслось и громыхало. Пылала зигзагами разлившаяся солярка, коптили скаты, едкий черный дым от которых клочьями стелился над заблокированной колонной. Часть "чистильщиков" , отстреливаясь, залегла за бронетехникой и "уралами" , другая нашла спасение в кювете.

Рядовой Самурский, как и многие, лежал в придорожной канаве наполовину в мерзкой жиже, прикрыв голову автоматом, прижавшись щекой к рыжей, похожей на дерьмо, глине. Ромка сопел как загнанная лошадь. В голове стоял сплошной звон, неистово стучало сердце, выпрыгивая из груди. Под ногами хлюпала холодная вода. Комья грязи, осколки и пули со свистом проносились над головой.

"Неужели, все! Амба! Неужели, никогда больше не увидит: ни Светки, ни близких, ни друзей, ни родного города!" — пронеслось у него в голове. Он представил, как его завернутого в шуршащую фольгу молчаливые угрюмые солдаты грузят в кузов машины.

"Вот дурак, чего в институте не училось! Теперь приключений на свою жопу выше крыши!" — думал Ромка.

В политехнический институт, в отличие от своих сверстников, он поступил без особого труда. Учебой там себя дюже не утруждал, так как науки ему всегда давались легко. Да, вот, лень-матушка сгубила. Вместо, того, чтобы ездить регулярно в институт на занятия, он предпочитал подольше понежиться в постельке, поболтаться по тусовкам, погонять музыку на полную катушку. Бедные соседи, как еще не оглохли. И вот подошла пора сдачи зачетов и экзаменов. Тут-то все и началось! Преподаватели будто сговорились, все, как один. Тем, кто аккуратно посещал лекции и лабораторные, экзамены и зачеты поставили, можно сказать, "автоматом" . А с тех, кто прогуливал и отлынивал от занятий, драли три шкуры. Ромка тоже попал в тот "черный список" . Тут не помогли, ни его цепкий изворотливый ум, ни последние две недели перед экзаменами, которые он усиленно готовился. Педагоги постарались отыграться за неуважение к их труду. Сессия для него прошла с плачевными результатами. Вышибли его с треском с первого курса за несданные "хвосты" . Не успел он прийти в себя после игнания из "храма науки" , как принесли повестку в "доблестную армию" .