Триста страниц моей коллекции полны былью, о которой со временем сложат прекрасные песни. Я часто заглядываю в эти страницы. Это моя слабость. Не удивляйся ей. Ведь собирают же люди камушки, монеты, почтовые марки. Я собираю документы о мужестве советских женщин.
Вот обо всем этом я рассказала на вечере у Миннисы эби. Я не старалась говорить красиво. Факты говорили сами за себя. Все вышло просто и как-то само собой. Меня поняли. На глазах у многих я видела слезы.
Хорошо, когда у человека есть путь, по которому он может идти. Я, бедная татарская девушка, пробилась из самых низов к знанию. Я отвоевала свое место в жизни, слышишь, Искэндер? Отвоевала сама. Но что было бы со мной, с миллионами других, подобных мне женщин, если бы советская власть не окрылила нас, не указала нам путь в жизни?
Я видела радость, настоящую радость в доме Миннисы эби. Да и как было не радоваться, когда, собравшись вместе, мы увидели, поняли, сколь многого мы достигли.
Если бы ты только знал, Искэндер, какое это счастье видеть радость друзей, близких! Вот тогда во мне возникло желание, чтобы об этом, о большой жизни многих счастливых наших женщин, узнала вся земля, весь мир.
Искэндер!
Внезапное и необычайное событие, изменившее всю мою жизнь, прервало мое письмо к тебе. Так и осталось оно лежать неотправленное, как и первые, давно написанные письма.
Однажды, окончив прием в амбулатории, я собиралась домой. Вдруг в дверь постучали, и в мой кабинет вошла женщина, работавшая врачом в доме отдыха.
— Слышала новость? — спросила она.
— Нет.
— Ну, тогда я тебе действительно сюрприз приготовила. — Она улыбнулась и, желая обрадовать меня, сказала: — К нам в дом отдыха приехал твой муж. Мы ему сказали, что ты никуда не выезжаешь, и он сегодня зайдет к тебе.
Я до того растерялась, что выронила из рук термометр. Он упал и разбился. Меня прямо в дрожь бросило.
«Какой муж? Кто? Вэли или Искэндер? С кем встречусь? Кого увижу?»
— Эх ты, голову потеряла на радостях! Ну, ну! Не буду мешать. Ухожу, ухожу. А ты встречай муженька-то. Ведь, поди, соскучилась.
И она ушла.
Я осталась одна.
«Нет, — думала я, — это не Искэндер. С ним у меня покончено раз и навсегда. Да ведь и в доме отдыха его никто знать не может. Но если это он, то ничего страшного нет. Увижусь, поговорю, и волнению конец. А вот если Вэли, тогда что? Что сказать? Как объяснить детям, знакомым? Вот стыд, вот позор!»
От всех этих треволнений у меня заболела голова. Я решила идти домой, а там будь что будет. Открыла дверь. Передо мной стоял Вэли Сафиуллин.
— Можно? — спросил он.
— Пожалуйста.
Он вошел. Я сразу заметила, как он изменился, возмужал, окреп. Только глаза его были прежними.
Лицо Вэли сияло от радости.
— Кто думал, Галия, что через много лет мы встретимся в Адрасе! — воскликнул он.
— Да… — сказала я, не зная, что ответить.
— Ну, как поживаете? Не забыли ли меня? — живо говорил он. — А я часто вспоминал рабфак, наши вечера, вас…
Так прошли первые минуты.
— Что ж к себе не зовете? — пошутил Вэли. — Чайком бы угостили, с семьей познакомили…
Я стояла, не зная, что сказать, что сделать. Ведь, приведи я его к себе домой, дети немедленно ринутся к нему с радостным криком: «Папа, папочка!» На стенах он увидит свои фотографии.
Но отступать было нельзя, тем более, что встреча была неожиданная и очень дружеская. Да и расставаться с ним, откровенно говоря, мне не хотелось. Я смотрела на него, и он казался мне близким, родным человеком.
Мы вышли из амбулатории, а я еще не приняла решения. И тут только сообразила.
— Вот видите тот белый домик, — сказала я. — Это моя квартира. Вы не сердитесь, после приема надо себя немного привести в порядок. Минут через десять-пятнадцать, если разрешите, буду вас ждать. Хорошо?
Вэли сразу же согласился.
Вернувшись домой, я отослала детей в лес, за ягодами, накрыла на стол, переоделась.
Карточки решила оставить на месте.
Самовар шипел на столе. Вэли вошел, снова пожал мою руку.
— Да у вас не хуже, чем в городе, — сказал он, осматривая мое жилище.
Я не спускала с него глаз. Взгляд его упал на карточки. Он удивленно посмотрел на них, еще и еще раз, но промолчал.
Разговор стал откровенным немного спустя, когда мы сидели за чаем.