Неотразим и порочен

Его пальцы погладили светлые пряди, все еще влажные после прогулки под моросящим дождем, и развязали ленту. Кудряшки упали на его плечи мягкой шелковой волной. Еще один стон раздался, когда он исследовал губами маленькое ухо. Коснувшись нежной мочки, Коннор почувствовал странный гул в ушах, очень похожий на шум прибоя, хотя море было в полумиле от дома.

Желание смутить Алексу теперь переросло в нечто гораздо более мощное. Очутившись во власти могучего потока, выбраться из которого было невозможно, Коннор совсем потерял голову.

Стараясь вывернуться, Алекса в какой-то момент обнаружила себя сидящей верхом на своем пациенте. Юбки собрались тяжелыми складками на талии, чулки съехали на лодыжки. Теперь их разделяли только кружева и тонкая простыня. Коннор чувствовал ее жар.

Языки пламени, лизавшие его, стали еще горячее, когда он сообразил, что Алекса больше не сопротивляется. Шок, вызванный неожиданным натиском, прошел, ее губы стали мягкими и податливыми. Коннор чуть прикусил нежную плоть, после чего припал к губам Алексы в долгом нежном поцелуе.

Ее язык коснулся его языка. Пусть медленно и неуверенно, она пыталась отвечать.

— А ты, оказывается, шалунья, — проговорил Коннор, ослабив хватку. — Любишь играть с огнем?

— Я… я…

Ее полубессознательный ответ превратился в судорожный вздох, когда он поднял бедра, теснее прижавшись к ее женскому естеству.

Алекса стиснула тело Коннора коленями и начала неторопливо двигаться взад-вперед. Это медленное чувственное движение грозило лишить графа последних остатков самоконтроля. Его захлестнула волна тепла, несравненно более сильная, чем та, что вызывается даже самым дорогим бренди, и из горла вырвался очередной стон. Он уже ласкал ее грудь и даже сквозь ткань платья чувствовал, как затвердели соски.

— Ты такая сладкая…

Коннор вовсе не собирался произносить это вслух, но был вознагражден ее хриплым чувственным стоном.

Он обхватил ее талию, а потом принялся медленно ласкать изящные бедра. Алекса изогнулась в его руках.

Женщины всегда легко падали в его объятия. Вероятно, они воспринимали его отчужденность как вызов, хотя в действительности это было совсем не так. Значит, леди Алекса такая же, как все.

И все же она была другая. Совершенно другая. Он никогда и никого не желал так страстно, как ее. Он нуждался в ней; наверное, это более точное слово.

Нужда.

Коннор почувствовал, что она готова принять его, и ему до боли захотелось немедленно ворваться в нее, почувствовать себя окруженным нежным влажным теплом. Быть может, ей удастся зажечь в его груди искру, которая растопит лед, давно и прочно сковавший его сердце?

Дьявол! Как же он устал от этого вечного холода!

Неожиданно его руки, лежавшие на бедрах Алексы, замерли.

Боже! Что он делает? Алекса — неопытная молодая леди, а он — уставший от жизни распутник. У него, конечно, много грехов, однако он никогда не совращал невинных.

И все же…

Так ли уж она невинна? Она осмелилась переодеться мужчиной и сесть за карточный стол с прожженными игроками. Какие еще правила она нарушала? На какие риски шла? Коннор был уверен, что она не привыкла к поцелуям. Но это не значит, что у нее вообще нет опыта общения с мужчинами.

Кровь шумела в ушах. Он достаточно успел узнать Алексу Хендри, чтобы понять: разбудить в ней страсть — радость, гнев, сострадание — нетрудно. Между ними существовало сильное физическое притяжение — отрицать это было невозможно. И если она уже вкусила запретный плод, может ли он считать свои руки развязанными?

Честная игра. Молодая леди из общества дала понять, что хочет испытать удачу в обществе негодяев и распутников. Но понимала ли она правила?

Внезапно Коннор осознал, что звучащий в ушах голос — это вовсе не эхо его собственных мыслей, не его вопросы, на которые он никак не мог найти ответа.

— С-сэр, это надо п-прекратить! Немедленно!

Его колебания позволили Алексе опомниться, вернуть себе способность дышать и соображать. Теперь она решительно пыталась высвободиться из его объятий.

— Любое напряжение — и ваша рана снова откроется. Или лихорадка вернется. У вас лоб горячий. Лучше я заварю вам ивовой коры.

Граф не сомневался, что жар его тела не имеет ничего общего с возвратом болезни. Но, как бы ему ни была приятна ее близость, выбора не было, и он убрал руки.

— Нет никакой опасности, что я вот-вот испущу последний вздох, леди Алекса. — Коннор решил, что лучше обратить все происшедшее в шутку. Иначе пришлось бы признать, что странное пламя, постоянно вспыхивавшее между ними, сбивало его с толку также сильно, как ее. — Но ни травы, ни спиртное в данный момент мне не помогут. Возможно, холодная вода окажет целительное воздействие, но прикладывать ее надо не ко лбу, а значительно ниже.

Алекса растерянно заморгала, и дымка страсти, затуманившая ее глаза, исчезла.

— Несомненно, вы не привыкли так долго — ночь или даже две — обходиться без женщины, согревающей вашу постель.

— Да, и полирующей шары на столбиках моей кровати.

Коннор чуть подвинулся, придавленный ее весом.