Неотразимая (Богатая и сильная, Новый Пигмалион)

— Ты очень красивая, — сказал он. — Ты создана для любви. И не только из-за красоты. Ты страшно зажата, но внутри тебя дремлет великолепная женщина, и я хочу помочь тебе ее разбудить.

— Как?

— Есть одно средство. Этим утром я был у Луиса Бастедо. — Он почувствовал, как она дернулась. — Я ему все о тебе рассказал. И попросил его помощи, от имени нас обоих. Нам нужно проникнуть в те пять лет, что ты забыла, а твоя мать должна вспомнить свои.

— Моя мать… — повторила она, привыкая.

— Да, твоя мать. Ведь она твоя мать… все, что говорил Дан Годфри, правда. Но это нужно доказать, воскресить эти мертвые годы.

— Сколько на это уйдет времени? — произнесла она с трудом.

— У нас нет времени на годы терапии. Дан Годфри не станет ждать. Необходимо раскрыть тайну быстро, и вовсе не ради него. Ради тебя и Хелен.

— Каким образом?

— Под гипнозом.

На этот раз она в ярости вскочила.

— Нет, никогда!

— Это единственный выход.

— Не говори мне, что Луис к тому же и психоаналитик!

— Нет, он не психоаналитик. Но он мастер на все руки, на этом острове ему пришлось многому научиться.

Он великолепный терапевт, первоклассный хирург и совершенно непредвзятый, непредубежденный человек.

— Никогда! — отрезала она. — Никогда не позволю копаться в моих мозгах!

— Это делается не ради забавы, — убеждал Дэв. — Луис не будет подчинять твое сознание своему и заставлять тебя проделывать разные дурацкие штуки. Он доктор, а не шарлатан. Но лучше он сам все тебе объяснит при встрече.

— Нет, ни за что!

Ну что ж, подумал Дэв Локлин, придется применить жесткие меры…

— Даже ради твоей матери? — спросил он ледяным голосом. Она вздрогнула. Принялась беспокойно теребить свои руки. — Неужели до тебя еще не дошло, что женщина, лежащая в больнице, твоя мать. Это Хелен Темпест расчесывала тебе волосы, ее ты называла мамочкой, с ней ты жила, ее любила всем сердцем и отчаянно тосковала по ней…

Заткнув уши руками, она согнулась, словно ее ударили.

— Нет, нет…

— Ты не желаешь, чтоб она была твоей матерью?

Боишься? Подумай о ней хоть немного. Неужели она побоялась бы признать тебя? Своим отказом ты отвергаешь ее. — Он был жесток, его слова больно ранили ее, но он обязан был разбить корку льда.

— Я не могу, — простонала она, — не могу.

— Почему не можешь?

В ней боролись защитник и обвинитель, но наконец она честно призналась:

— Потому что мне страшно…

— Конечно, страшно, — согласился, медленно приближаясь к ней. — Но я буду с тобой. Мы будем вместе.

Мы все хотим помочь тебе… Я понимаю, тебе нелегко принять чужую помощь, тебе это кажется проявлением слабости… Ты одержима стремлением к совершенству из-за того, что считаешь себя недостойной любви. Поэтому ты пытаешься убедить себя, что любовь тебе не нужна. — Прежде чем она успела возразить, Дэв обнял ее, ласково, заботливо, уверенно. — Что бы ни случилось, я буду рядом с тобой. Я хочу помочь тебе.

Она не отвечала, но ее тело у него в руках обмякло, ослабело, и он, воспользовавшись ее замешательством, перешел в наступление:

— Почему бы тебе хотя бы не поговорить с Луисом?

Пусть он объяснит тебе, что это совсем не сложно. Все проще простого…

Понемногу Элизабет начала оттаивать. Тяжело вздохнув, она тихо сказала:

— Хорошо.

— Тогда давай одеваться. Луис ждет внизу.

— Не знаю, как вы, а я во время беседы предпочитаю прогуливаться, — любезно произнес Луис. Его сонные карие глаза улыбались. — Не возражаете?

Несколько секунд она внимательно глядела на него, затем сдержанно улыбнулась.

— Нет.

Она великолепно разыгрывала равнодушие, однако в ровном голосе проскальзывали тревожные нотки. Его профессиональный взгляд отметил и другие изменения.

Ледяное сияние уступило место тусклому блеску, в невидимом силовом поле появились разрывы. В душе Элизабет поселилось сомнение. Она держалась напряженно, словно пыталась удержать от распада рассыпавшийся на части монолит. Гордая, подумал Луис. Чертовски гордая. Наверное, никогда не просила о помощи, и ей невероятно трудно просить сейчас. Есть люди, которые до самой смерти не могут этому научиться.

А может быть, она убеждена, что ей никто и не станет помогать. В этом нужно разобраться. Пока Элизабет одевалась, Дэв в нескольких словах рассказал ему о том, что случилось сегодня утром. Возможно, ей кажется, что в ней что-то сломалось. А если прибавить к этому вчерашнее ночное чтение книги откровений, то в этом нет ничего удивительного. И он должен убедить ее подвергнуться гипнозу. Ну что ж, подумал он, похоже, эта дама всегда берет быка только за рога…

Они медленно брели по направлению к парку. Элизабет приноравливала свой шаг к неторопливой походке Луиса. Когда они приблизились к узким ступеням лестницы, Луис пропустил ее вперед, любуясь мерным покачиванием ее бедер. Он задержался у куста, усыпанного кремовыми цветами размером с чайное блюдце.

— Какой красивый куст, — заметил он, срывая пышный цветок. — Вообще-то я не из тех, кто восторгается цветами, но раз уж мы здесь оказались, грешно не воспользоваться случаем. — Он протянул ей цветок.

Элизабет взяла его и низко опустила голову, вдыхая аромат, поэтому Луис не мог видеть ее улыбки.