— Представляете, на прошлой неделе Дри спросил, не хочу ли я поехать с ним в Ньюгейт посмотреть на казнь, — вздрогнув, объявила Кэролайн. — Принес мне листовку с биографией преступника. Там был и его портрет. Совсем молодой, но уже разбойничал на большой дороге.
— Куинтон сказал, что хотел бы взять меня в «Таттерсоллз», где он собирается купить породистых кобыл, — сообщила Аллегра.
— О, вот это заманчиво! — оживилась Кэролайн. — Можно и нам поехать? Мне не помешала бы новая кобылка, а до моего дня рождения осталось совсем немного!
— В таком случае поговори с Адрианом — пусть попросит Куинтона, — посоветовала Аллегра. — Ведь речь пойдет не о развлечении, а о покупке лошадей. Куинтон очень серьезно к этому относится, и я его понимаю. Его жеребец — великолепное животное и уже стал отцом нескольких отличных скаковых коней от не слишком породистых кобыл. А когда ему приведут достойных его подруг?.. У нас будет лучшая ферма во всей Англии!
Она гордо улыбнулась, а ее подруги весело засмеялись.
К тому времени как Аллегра вернулась домой, пошел ледяной дождь. Подруги решили ехать в Пикфорд‑Хаус. Аллегра ступила в холл и прислушалась. Все спокойно. Мистера Трента нигде не видно. Он и в самом деле воплощение деликатности. Отец, разумеется, уже уехал в Морган‑Корт.
— Добрый вечер, ваша светлость, — приветствовал Маркер хозяйку, подходя, чтобы взять у нее плащ.
— Его светлость уже дома? — спросила Аллегра.
— Он в своих покоях, миледи. Хокинс сказал, что он немного простудился на петушиных боях.
— Немедленно прикажите принести чай в мои комнаты, — велела Аллегра и поспешила наверх.
Герцог отмокал в ее ванне.
— Мальчишки — всегда мальчишки, — упрекнула она. — Ты, конечно, не подумал надеть шляпу, верно?
— Не ругай меня, родная. — Куинтон шмыгнул носом и несколько раз чихнул.
— Что ты делаешь в моей ванне? — допрашивала она.
— Я промерз до костей, Аллегра, — пожаловался он и снова чихнул. — Чертовы бои проводились за городом, да еще на открытом месте!
— Хокинс, помогите хозяину подняться, — приказала Аллегра. — Разотрите как следует и уложите в постель. В мою постель. Онор, сейчас принесут чай. Возьми грелку, согрей простыни и достань еще одно пуховое одеяло. Ах, Куинтон, подумать только, ведь мы собирались сегодня в театр!
Сейчас пошлю лакея в Пикфорд‑Хаус, скажу, что не могу ехать.
— Но почему, дорогая? Никто не станет сплетничать, увидев тебя в компании друзей, — удивился герцог.
— Глупости! — резко бросила Аллегра. — Я не герцогиня Девонширская, чтобы бывать по вечерам на людях без мужа.
Хокинс, где ночная рубашка его светлости?
Аллегра выхватила у лакея рубашку и натянула на мужа.
— Ложись поскорее, Куинтон, пока совсем не разболелся.
Если повезет, к завтрашнему дню будешь здоров.
Онор принесла медную грелку и, поспешно согрев простыни, справилась:
— Ужин подать наверх?
— Да, — коротко ответила Аллегра. — Передай кухарке — пусть приготовит что‑нибудь легкое.
Она укрыла мужа и надела ему на голову ночной колпак.
— Попытаемся исправить все, что ты натворил.
— Ты неумолимее моей старой нянюшки, — пожаловался герцог. — Не знал, что вы так жестоки, мадам.
— После ужина, сэр, я как следует вас накажу, — пробормотала Аллегра.
— Значит, вы не дадите мне замерзнуть, мадам? — заговорщически шепнул он.
— Ни в коем случае, — заверила она, целуя его в губы и выпрямляясь. — А теперь мне нужно послать записку в Пикфорд‑Хаус и сообщить, что мы не приедем. Пей пока чай. Он смягчит горло.
Герцог едва успел поймать ее за руку.
— Я рад, что мы проведем вечер вдвоем, дорогая, — заверил он, целуя ее ладонь. Аллегра покраснела.
— Я тоже, Куинтон. Следующей зимой нам нет нужды ехать в Лондон. Мы успеем отведать всех его удовольствий к тому времени, как вернемся в Хантерз‑Лейр, и нам вовсе не нужно приезжать в столицу, пока не придет пора вывозить дочерей в свет.
— Но у нас нет дочерей, — напомнил он.
— Будут… обязательно, — пообещала она. — А теперь отпусти меня и дай написать записку.
— Я никогда не смогу отпустить тебя, Аллегра, — поклялся муж.
— Твоя любовь ко мне кажется всепоглощающей, — призналась она и, отняв руку, убежала.
Куинтон лег на пахнущие лавандой подушки. Ее слова эхом отдавались у него в голове. «Твоя любовь ко мне кажется всепоглощающей…» Но она тоже его любит. Безудержно страстная в его объятиях, она куда сдержаннее на словах. Он не мог не признать, что готов постоянно слышать от нее слова любви.
Куинтон закрыл глаза. Он уже не помнил, когда в последний раз болел. Как приятно принимать заботы красавицы жены!
Аллегра вышла из спальни и поспешила в маленькую семейную гостиную.
— Позовите Хокинса, — велела она лакею и, когда тот пришел, строго спросила:
— Хокинс, вы проследили, чтобы герцог надел сегодня фланелевые подштанники?
— Нет, миледи, — промямлил лакей, предчувствуя выволочку.
— На будущее позаботьтесь о том, чтобы мой муж одевался по погоде. И не забывайте про шляпу! Если он станет отказываться, скажите, что это я приказала. Вам ясно?
Она жестко взглянула на лакея.
— Да, миледи.
— Можете идти.