Неотразимый бродяга

– У нас погибли две лошади – лучший, призовой скакун и сегодняшний жеребенок, и все из-за этого неуемного мустанга. Если койот начинает таскать цыплят, то его убивают. Если пума принимается резать скот, то ее выслеживают и тоже убивают. Если собака грызет овец, ее пристреливают, – продолжал он подчеркнуто тихим голосом. – Что же заставляет вас смотреть другими глазами на это животное, которое приносит нам столько вреда и не намерено успокаиваться?! Разве мы не предоставили ему достаточно шансов?!

– Значит, Гай прав! Ты хочешь прикончить иноходца!

– Нет. Мы пришли сюда, чтобы вернуть наших кобылиц.

– Холт…

– Диана! – послышался голос отправившегося на ее поиски Гая.

– Иди. Твой поклонник призывает тебя. – Холт повернулся и снова исчез в темноте.

Диана не ответила, так как вовсе не хотела, чтобы Гай застал ее наедине с Холтом и опять принялся изводить своими ревнивыми расспросами. Она подняла с земли кофейник и пошла в направлении к лагерю.

– Я уже начал беспокоиться, не случилось ли что с тобой. – Гай встретил ее на полпути к биваку.

– Я уже не маленькая, Гай, – рассмеялась она, впрочем, с легким раздражением, – вполне могу сама за себя постоять. А если и не смогу, то у меня прекрасный громкий голос.

Холт появился у костра лишь пятнадцать минут спустя и с противоположной от источника стороны. Диана понимала, что и ему не улыбается, чтобы Гай заподозрил их в позднем свидании под предлогом невинной прогулки по воду.

Через час все уже мирно лежали в своих спальных мешках. Заснув, Диана вновь переживала в своих ночных грезах встречу с Холтом в отеле. Сон был прекрасен, все в нем было чудесно, кроме печального конца.

Рука коснулась ее плеча, и знакомый голос сказал, что пора просыпаться. Диана открыла глаза и увидела перед собой лицо Холта, как бы возникшее прямо из ее сновидения. Ей показалось, что сон продолжается, и она улыбнулась ему, любящая и ласковая.

– Просыпайся, – повторил он, нетерпеливо сжав губы.

– Доброе утро. – Это было почти мурлыканье.

Она обняла его шею и сладко, как кошка, потянулась. Диана увидела, как нахмурилось его лицо, но уж она-то знала, как заставить его смягчиться. Приподняв голову, она прильнула к его губам влажным, нежным и соблазняющим поцелуем. Его видимая неприступность внезапно сменилась желанием большей близости. Он ответил на ее поцелуй, прижав Диану к земле и положив тяжелую ладонь на ее теплую грудь. Губы ее раскрылись, чтобы в полной мере насладиться его властным поцелуем.

Внезапно, без всякой видимой причины, Холт оторвался от ее тела с тихими ругательствами, слетавшими с его губ, только что пылавших желанием. Его серые глаза стали теперь злыми и холодными как лед, беспощадно пронзающими ее вспыхнувшее растерянное лицо.

– Приготовь кофе, мне надо разбудить остальных, – отрывисто, почти грубо рявкнул он.

Сон мгновенно сошел, как только Диана поняла, где находится. Сконфуженным взглядом она обвела спящих вокруг потухшего костра людей. Резко поднявшись, она села и взяла в руки свои сапожки.

Завтрак был слеплен на скорую руку из всего, что попалось ей под руку, и никак не мог претендовать на шедевр кулинарного искусства, но никто, похоже, не обратил на это внимания, во всяком случае, несчастные едоки проявили достаточно такта, чтобы удержаться от нелестных комментариев. Пока Диана мыла посуду, Дон седлал лошадей. Диана отметила, что ни одна из ее лошадей оседлана так и не была.

Холт вернул ей пустую чашку, и Диана наконец не выдержала:

– Почему не оседлали мою лошадь? – Когда он не дал ей немедленного ответа, а вместо этого окинул девушку обычным для него безразличным взглядом, Диана вспылила: – Если ты думаешь, что я буду словно квочка только следить за вашим правильным питанием, тогда как вы будете скакать по прериям, то ты плохо подумал. Думай еще!

–Ты…

– Я не собираюсь подчиняться твоим приказам. – Она не давала ему рта раскрыть. – Дон, оседлай мою лошадь! – крикнула Диана помощнику. – Я еду с вами. – Она вновь обернулась к Холту, готовая отразить его атаку.

– Хочешь сломать себе шею, дело твое, – только и сказал он, едва пожав плечами, и пошел к лошадям.

Целый день они провели в седле, разыскивая мустанга и кобылиц. Лишь однажды ненадолго вернулись в лагерь где-то около полудня, чтобы пообедать и сменить лошадей. Раза два они замечали в туманном мареве табун, летевший по пустыне за многие мили от них. К ночи они наконец приехали на отдых к источнику, разгоряченные, усталые и голодные.

Следующий день, как и предыдущий, не принес ничего, кроме разочарования. Четвертый день был ничуть не лучше. Когда седоки тяжелой рысью в очередной раз возвратились в каньон, у Дианы было такое ощущение, что на ее коже налипло по крайней мере несколько килограммов невадской пыли. Когда она спустилась на землю, то обессиленно передала Гаю поводья своей лошади.

– Не займешься ли ты ею вместо меня? Хочу пойти помыться, прежде чем браться за готовку.

– Прекрасная мысль, лучшая из тех, что я сегодня слышал, – ответил с улыбкой юноша, с готовностью принимая повод. – Оставь и мне немного воды.