Неотразимый дикарь

— И титул графа, — добавил Коннор.

— А вот этого ты мне не говорил! Лицо Коннора помрачнело.

— Этот титул был куплен ценой крови членов моего клана. Вернувшись в Шотландию, чтобы воссоединить клан Кинкейдов под своими знаменами, отец отказался от всех богатств, прав и привилегий. Вместо этого он женился на бедной девушке, которая любила его всем сердцем, и поселился вместе с ней в скромном домике в горах.

Коннор оглянулся на толпу смеющихся гостей, все еще стоявших возле книжных полок.

— Даже если бы я не умел читать, я бы продекламировал это стихотворение по памяти. Роберт Берне был любимым поэтом моего отца. Много раз я слышал, как он читал наизусть это стихотворение моей маме, когда по вечерам мы садились у очага.

Памела беспомощно покачала головой, чувствуя себя полной идиоткой.

— Как же я могла об этом знать?

— Никак, потому что ты с самого начала думала, что мои родители были невежественными и необразованными людьми. Именно так вы, англичане, думаете обо всех шотландцах.

Памела гордо вздернула подбородок, уязвленная несправедливым обвинением.

— Ты сделал все, чтобы именно так я и думала о тебе и твоих родителях. Вспомни, во время нашей первой встречи ты целился настоящим, а не игрушечным пистолетом мне в сердце. Это тебя отец научил так поступать с беспомощными девушками?

— Нет, этому меня научили английские солдаты, которые повесили его.

Памела чувствовала, что между ними образуется настоящая пропасть, и никакие слова не могли перекинуть через нее мост.

— Чего ты хочешь, Коннор? — тихо спросила она, делая шаг к нему. — Ты хочешь наказать меня? Ты хочешь, чтобы я заплатила за их грехи?

Не успел он ответить, как в гостиной снова появился лакей. Боковым зрением Памела заметила пару вновь прибывших гостей.

Откашлявшись, лакей громко и торжественно произнес:

— Сэр Саймон и Катриона Уэскотт.

Светловолосый мужчина был не таким мускулистым, как Коннор, но почти таким же рослым и широкоплечим. Природа наделила его кошачьей грацией и ослепительной мужской красотой, на которой тут же сосредоточились зачарованные взгляды всех присутствующих женщин.

Несмотря на шорох вееров, хлопанье ресниц и хор мечтательных вздохов, было совершенно очевидно, что для него существовала только одна женщина — та, которую он вел под руку.

Памела посмотрела на Коннора и, к собственному неприятному удивлению, обнаружила, что он не мог отвести взгляд от жены Саймона Уэскотта.

Глава 19

Памела почувствовала невыносимую тяжесть на сердце. Коннор смотрел на Катриону так, словно она была призраком — призраком со свежим цветом лица, красивыми светлыми локонами и веснушками на носу и щеках. Сэр Саймон наклонился к ее уху и что-то сказал. Она радостно рассмеялась, с обожанием посмотрев на мужа своими лучистыми серыми глазами.

Коннор приложил руку к сердцу, и Памела не могла решить, коснулся ли он медальона, который всегда носил под рубашкой, или же собственного сильно бьющегося сердца.

Уэскотты направились через всю гостиную, улыбаясь направо и налево и обмениваясь приветствиями со всеми гостями, мимо которых проходили. Памела вдруг поняла, что она и Коннор стоят прямо у них на пути, но ни он, ни она сама не могли сдвинуться с места.

Когда эта пара приблизилась к ним, Памела затаила дыхание, ожидая увидеть на лице прекрасной женщины радость — или испуг — узнавания Коннора. Сэр Саймон пробормотал приветствие, а его жена улыбнулась и кивнула сначала Памеле, потом Коннору, но при этом выражение ее лица ничуть не изменилось. То же самое можно было сказать и о Конноре.

И только оказавшись у камина, Катриона бросила на Коннора вопросительный взгляд через плечо.

— Пойдем отсюда, — хрипло сказал Коннор, беря Памелу за руку, и повел ее к выходу.

Хорошо еще, что он вообще вспомнил о ее существовании — ведь он был так очарован Катрионой Уэскотт!

— А как же леди Астрид? — спросила Памела, чуть не вприпрыжку припустившись за ним.

— Она сама может добраться домой, — ответил он, с нетерпением ожидая возвращения лакея, который пошел забрать кашемировую шаль Памелы и ее муфту из лебяжьего пуха. — У леди Ньютон наверняка найдется свободный экипаж.

Ожидая карету, Коннор не проронил ни слова. Его ледяное молчание продолжалось всю обратную дорогу до особняка герцога Уоррика.

Памела сжалась в комок в углу кареты, и с каждой минутой на сердце становилось все тягостнее. К тому времени как карета подъехала к дому, Памела уже начала сомневаться в том, что Коннор вообще когда-нибудь снова заговорит.

Когда карета остановилась, он открыл дверцу и спрыгнул на землю, не обращая внимания на готового помочь ему лакея. Памела уже подумала, что он забыл про нее, но Коннор обошел карету, открыл дверцу с ее стороны, обнял за талию и поставил на землю, совсем как в тот день, когда они впервые приехали к особняку герцога.

Карета медленно уехала в сторону конюшни, а Коннор все стоял и смотрел на освещенные окна дома.