Разумеется, Савинков как человек наблюдательный отлично видит разложение в стане врагов Советской власти, генеральскую грызню, подлинное отношение народных масс к вождям контрреволюции.
— Я помню, — рассказывает он, — как я зашел в белорусскую деревню, где-то во мху, в лесу. Ко мне подошли крестьяне... Я, помню, задал такой вопрос: «Врангеля вы знаете?» Имейте в виду, что я-то во Врангеля верил, во Врангеля эмиграция верила, во Врангеля иностранцы верили. Я помню, стоял там седой старик, посмотрел и говорит: «Как же, Врангеля знаю». «Что же вы думаете о нем?» Он махнул рукой и говорит: «Пан»...
И тогда для меня совершенно и безусловно стало ясно, что Врангеля нет.
Тогда я задал ему другой вопрос:
«А Керенского помните?»
«Да, — говорит, — помню».
Я спрашиваю:
«Что же, к Керенскому как вы относитесь?»
А он тоже так махнул рукой и сказал:
«Пустозвон».
И не то меня ранило, что я шел походом, что я посылал русскую пулю и надо мной свистели тоже русские пули, — меня глубочайше, до конца ранили вот эти беседы с крестьянами...
И что же? Савинков после этого сложил оружие и прекратил борьбу против Советской России? Отнюдь нет.
Неудачи и поражения не могут убедить Савинкова в бесполезности борьбы. Каждый раз его изворотливый ум рождает очередной план, а воля и азарт мобилизуют его энергию на продолжение борьбы, на новые авантюры.
Соображения морального порядка не смущают его: ведь цель оправдывает средства! К тому же какое широкое поле деятельности открывается для его натуры игрока и авантюриста: заговоры, покушения, интриги, игра со смертью. И в центре всего — он сам, Борис Савинков! И какое значение имеет то, что во имя этого ненасытного честолюбия убивают, калечат, жгут и разрушают...
Между тем времена изменились: мятежи подавлены, армии Колчака, Деникина и Врангеля разгромлены. Пилсудский запросил мира. Напуганные подъемом революционного движения, буржуазные правители не рискуют предпринять новую интервенцию. Поговаривают о переговорах и о признании Советской республики...
Что же Савинков? Все меньше поступлений в кассу его организации, торговля развединформацией идет туго: все скуднее сведения, все труднее их добывать на советской территории. Сам Савинков занимает скромную квартиру в Париже и вынужден вести мирную жизнь обывателя.
— День его, — показывает бывший адъютант Савинкова Павловский, — распределен следующим образом. Встает он часов в восемь, каждое утро отправляется в парикмахерскую бриться... Из парикмахерской возвращается домой и завтракает. За завтракам бывали почти ежедневно я, иногда Любовь Ефимовна (Дикгоф-Деренталь. —
И все это после бурной, полной приключений жизни недавнего прошлого!
Нет, Савинков уже не в центре политических событий, а где-то на их обочине. Жизнь идет мимо него. Буржуазные правители теперь уже неохотно принимают его у себя. Савинков слишком одиозная фигура: это может стоить им популярности. Не оправдались надежды Савинкова и на Муссолини. В ходе их встречи, проходившей в обстановке строгой секретности, Савинкову ничего не удалось добиться от велеречивого дуче, кроме уклончивых ответов и обмена любезностями... А он так рассчитывал на фашистов! «...Думал, что здесь будет поддержка бескорыстием. Я говорил себе, что положение создалось в Европе такое, что либо коммунизм, либо фашизм, посредине — болото. Муссолини никакой помощи мне не дал».
Видимо, именно здесь, в сложившейся к этому времени общей ситуации, и надо искать ключ к пониманию того, что в немалой степени способствовало его отрезвлению или, вернее, осознанию бесполезности дальнейшей борьбы с Советской властью.
В 1 час 15 минут ночи 29 августа 1924 года председательствующий огласил приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР.
Суд признал Савинкова виновным:
— в организации контрреволюционных восстаний в 1918–1922 годах;
— в сношении с представителями Польши, Франции и Англии в целях организации вооруженных выступлений на территории РСФСР в 1918–1920 годах;
— в организации террористических актов против членов рабоче-крестьянского правительства в 1918–1921 годах;
— в руководстве военным шпионажем в пользу Польши и Франции с 1921 по 1923 год;
— в ведении письменной и устной антисоветской агитации и пропаганды в 1918–1923 годах;
— в организации банд для нападений на советские учреждения, кооперативы, поезда и т. д. в 1921–1922 годах, т. е. в преступлениях, предусмотренных статьями 58, ч. I, 59, 14–64, 66, ч. I, 70 и 76 УК РСФСР (ред. 1922 г.), и по совокупности преступлений приговорил к высшей мере наказания — расстрелу.