Неотвратимость

Вор! В старину так говорили не только о тех, кто похищал чужое. Этим словом называли еще и злодея, изменника. Да, она изменила всему светлому, доброму, что было в ней с детства. Изменила себе, дочери, матери, памяти отца. И Ольга казнила себя беспощадно.

И тут еще Алька Сурина. Скорей всего в тресте через некоторое время забыли бы это плачевное происшествие. Работали здесь вовсе не злые, очерствелые люди. Но Алька Сурина продолжала взывать к закону, общественному мнению.

— Не хочу сидеть рядом с воровкой! — злобно шипела Алька везде, где могла. И добилась своего: уволить, как требовала Алька и ее ближайшие подружки, Ольгу не уволили, но… перевели в курьеры.

И этого было мало. Алька буквально ждала, когда Ольга появится в тресте со своим дерматиновым курьерским портфельчиком. И бежала впереди нее, чтобы предупредить: берегитесь, опасность, закрывайте столы и шкафы, когда будете уходить из комнаты, — идет воровка!

Кончался рабочий день, и Алька никогда теперь не забывала заглянуть перед уходом в каморку старшего вахтера, охранявшего помещение. И во всеуслышание напоминала ему:

— Не забудьте, Михей Платонович, еще разочек проверить, все ли двери заперты. Сами знаете, какая у нас обстановочка.

Мстительный и злобный человечишка, мелочный, живущий пустяковыми, ничтожными интересами, сумел добиться своего. С легкой руки Альки Суриной вокруг Ольги в тресте образовалась атмосфера подозрительности, недоброжелательства.

Нашлись такие сослуживцы, которые, подобно Альке, не здоровались с Ольгой, старались избегать ее, не говорить с ней. Их, таких людей, в тресте оказалось не так уж много. Но Ольге с ее болезненной, а теперь еще более обострившейся мнительностью казалось, что ей объявлен всеобщий бойкот.

— Что с тобой, Олюшка?

В один из вечеров Игорь навестил Ольгу, узнав у дворника номер квартиры — до сих пор он у Котовых не бывал, провожать ее Ольга разрешала только до подъезда. После памятного посещения Большого театра она больше не звонила ему. На работу, чтобы только не встречаться, ездила не на метро, а с двумя пересадками, на трамвае и троллейбусе.

— Почему ты стала избегать меня? Я уже все перебрал в голове, даже самое худое. Ну, думаю, встретился Ольге не «князь», а «граф». — Игорь пытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной, совсем не его. И Ольга не выдержала. Она захлопнула перед Игорем дверь парадного. Стояла, вся окаменев, не уходя, и слышала, как Игорь там, за дверью, часто дышал, будто не мог отдышаться после бега по лестнице. Как тяжело топтался он возле звонка, не решаясь еще раз нажать кнопку. И как потом медленно, останавливаясь чуть не на каждой ступеньке, пошел вниз.

…Сто свечей, заключенных в маленький светлый баллончик, до предела накалили за долгие часы горения настольную лампу. Все ее металлические детали и даже белый стеклянный абажур дышали жаром. Павел Калитин, как пришел из управления в светлой, заправленной в брюки рубашке (день выдался в Москве на редкость жарким), так и сидел, не переодеваясь, как обычно дома, в тренировочный костюм. Давно спала Лида. Он старался не шелестеть листами бумаги, когда писал или рассматривал документы. А потом и бумаги отложил в сторону. Сидел, думал, старался представить себе воочию, как все было, что переживала Ольга, как сложилось все дальше.

Да, Ольга еще более замкнулась. Ни с кем не делилась, даже с матерью — самым близким человеком, — как тяжело ей приходится. Все люди стали казаться Ольге либо враждебными, ненавидящими и ее и друг друга, либо чужими, безразличными, занятыми только собой и своими делами. Даже против Игоря она старалась себя настроить.

Рано утром Ольга приходила на работу, забирала почту и возвращалась обратно только вечером — объектов у треста, клиентуры всякой было столько, что она едва успевала всюду побывать. Никто ее не контролировал, никто не интересовался, как она проводит день. Доставлена почта — и хорошо.

С деньгами у семьи Котовых было туго, как никогда: ведь из скромной курьерской зарплаты по приговору суда теперь ежемесячно вычитали еще пятнадцать процентов. А соблазнов у Ольги оказалось превеликое множество. Как будто нарочно, в тех конторах, министерствах, научно-исследовательских институтах и общественных организациях, куда она носила почту, люди оставляли в пустых кабинетах то настежь распахнутые створки шкафа, то открытый ящик стола, а порой даже дверцы сейфа с еще покачивающейся в скважине связкой ключей.

Павел потом отметит в обвинительном заключении те учреждения, в которых отсутствие самого элементарного порядка создавало почву, помогало совершению преступлений.

Для частного определения суда в обвинительном заключении еще будет материал о руководителях и общественных организациях треста, где работала Ольга. Окажись среди них более чуткие, отзывчивые люди, и, вполне вероятно, даже можно сказать более уверенно — никогда бы не было заведено второе уголовное дело на Ольгу Котову. Ведь в комсомольской организации треста даже не знали как следует, что произошло с Ольгой до того, как она пришла к ним на работу.