Неожиданная Россия

Население Китая к началу XIX в. превысило 300 млн. и составляло треть населения Земли – это больше, чем доля китайцев на нашей планете сегодня! Китай, точнее маньчжуро-китайская империя Цин, охватывавшая тогда Вьетнам, Непал, Монголию, весь Корейский полуостров и даже остров Сахалин, была крупнейшей экономикой мира – китайские шёлк, фарфор и чай были тогда одними из самых востребованных и прибыльных в международной торговле. По оценкам историков, доля китайских товаров на международном рынке два с лишним столетия назад была никак не ниже, чем сегодня, когда Китай является общепризнанной «мировой фабрикой».

Но ведь и Испания к началу XIX в. это вовсе не та скромная страна на окраине Европы, к которой мы привыкли сегодня. В ту эпоху это поистине мировая империя, охватывающая почти всю Южную Америку и значительную часть Северной. Показательно, что Испанская империя тогда оказалась единственной державой, которая реально обеспокоилась продвижением русских на Аляску.

Ровно за два десятилетия до учреждения Российско-Американской компании, в 1779 г. два испанских капитана с совершенно иберийскими вычурными именами – Игнасио де Артеаги-и-Басана и Хуан Франсиско Бодеги-и-Куадра – объявили территорией Испании континентальный берег Аляски, который лежит возле Алеутского архипелага. Оба капитана плыли от тогда испанской Калифорнии далеко на север, на Аляску, именно в связи со слухами о русском проникновении на земли Америки.

Перуанский баск Хуан Франсиско Бодеги-и-Куадра

Испанцы хотели опередить русских и застолбить за собой те земли, их корветы шли в полной готовности встретить русских и воевать с ними за Аляску. Тогда из-за огромности пространств северной части Тихоокеанского региона русско-испанская война за Аляску не случилась – потенциальные противники просто не нашли друг друга на гигантских просторах ещё малоисследованного континента и океана.

Кстати, то несостоявшееся русско-испанское противостояние за Аляску напоминает нынешнюю геополитическую ситуацию вокруг Арктики с её уже известными, но ещё неосвоенными богатствами и потенциальной схваткой мировых держав за арктические ресурсы.

«Морозной пылью серебрится его бобровый воротник…»

Итак, Русская Америка, на самом деле очень далёкая от европейских рынков, в момент своего возникновения имела под боком – «под боком» в масштабах планеты – поистине огромные, потенциально очень ёмкие рынки. Огромный имперский Китай, огромную Испанскую империю в обоих Америках и маленькую в сравнении с ними, но тоже внушительную по европейским масштабам Японию (к исходу XVIII в. её население равнялось населению Франции, крупнейшей державы Западной Европы).

Добавим, что Испанская империя – её колонии в Южной Америке – это в ту эпоху ещё и добыча почти 90 % серебра, обращавшегося на планете. Серебро тогда было основой денежной системы всех стран, вся международная торговля базировалась на этом металле. И, кстати, не менее трети того испанского серебра в итоге оказывалось в Китае, как плата за стабильно востребованные товары. То есть, Российско-Американская компания изначально создавалась очень близко – повторим, по меркам планеты близко – к богатейшим рынкам той эпохи и к основным потокам серебра, главных денег той эпохи.

Ещё немаловажный фактор – Европа XVIII в. это ведь не только прогресс и «просвещение», это ещё и постоянные войны, не сильно способствующие стабильной торговле таким элитным товаром, как дорогие меха. Зато Китай, Латинская Америка и Япония это как раз те регионы, которым посчастливилось прожить весь XVIII в. без крупных разорительных войн и даже почти без сколь-либо заметных внутренних потрясений. То есть три «Державы» Тихоокеанского региона, на взгляд любого знатока и аналитика начала XIX в., оценивались как крайне богатые рынки, за сотню лет стабильности накопившие огромные свободные капиталы, с элитой, готовой потреблять самые дорогие товары.

Здесь поясним, что экспортные меха Аляски были не просто обычной пушниной. Главным товаром Российско-Американской компании являлся «морской бобр», как наши предки именовали каланов. Каланий мех, позволяющий выживать в ледяной воде, уникально плотный – до 45 тыс. длинных волосинок на квадратный сантиметр! К началу XIX в. мировой рынок пушнины уже распробовал «морского бобра» и ценил его выше всех иных мехов.

Два столетия назад хорошая шкура «морского бобра» равнялась стоимости 50 соболей или сотни лисиц, или 5 тысяч белок! В столичном Петербурге эпохи Пушкина (вспомните «Евгения Онегина»: «Морозной пылью серебрится его бобровый воротник…» – это отнюдь не про обычного речного бобра) за шкуру калана с Аляски платили 400 руб. Отдельные самцы каланов достигали таких больших размеров и обладали таким густым и длинным мехом, что их продавали и за тысячу серебряных «целковых». Для сравнения, крепостной человек в ту эпоху стоил в разы дешевле, не дороже 200 руб.[1]