Неожиданная Россия

Врачи тогда совершенно не могли вылечить лёгочную чуму, передававшуюся воздушно-капельным путём, подобно обычному простудному заболеванию. Все имевшиеся на тот момент вакцины и лекарства были способны лишь продлить агонию заболевшего – от обычных трёх суток до недели. Всё что могла медицина той эпохи – это изоляция гарантированно умиравших больных, а так же дезинфекция их трупов и жилищ, где была выявлена зараза. Медики и добровольцы собирали трупы, зачастую вытаскивая их из домов пожарными баграми, а дезинфекцию часто вели именно по средневековому, сжигая заражённые помещения. В Харбине тогда спалили четыре сотни домов и построек.

Пик эпидемии пришелся на январь 1911 года, когда только в харбинских пригородах умирало более тысячи человек в неделю. Воспоминания выживших медиков полны трагических описаний.

Мария Александровна Лебедева, врач из Московской губернии, добровольцем поехала в Маньчжурию. Молодая женщина заразилась 12 января 1911 года при осмотре одной из «фанз», китайских домиков, в Харбине на улице Базарной. Чтобы предотвратить эпидемию заразы врачам зачастую самим приходилось собрать трупы и умирающих. Студент Томского университета Иван Суворов так рассказывал о минутах, проведенных им вдвоём с Марией Лебедевой в чумном доме: «Такого скопления больных в одной небольшой фанзе я не видал… Картина представилась ужасная: прямо напротив лежал труп, влево в углу – другой. Один больной был уже в предсмертных судорогах, другой, – в самом углу направо, сидел и, обвертывал для чего-то свою ногу одеялом, потом снова развёртывал, очевидно, в бреду. Мы вытаскивали трупы вдвоем, что заняло, вероятно, минут 20. За это время первый больной уже умер…»

На следующий день Мария Лебедева, почувствовав у себя повышенную температуру, сдала анализы и постаралась не общаться с коллегами. Бактериологическое исследование показало наличие чумной палочки – век назад это был приговор. Сообщить ей о диагнозе отправился харбинский врач Викентий Богуцкий. Как вспоминал он позднее: «Я никогда не испытывал столь тяжелого чувства, как теперь, когда увидел перед собой близкого товарища, обреченного уже на смерть; мне хотелось успокоить, ободрить её, но я не находил слов утешения и они показались мне чем-то слишком банальным; мы, по-видимому, поняли друг друга и первые минуты молчали…»

Обречённая на смерть, наскоро записав для коллег несколько советов по поводу методов карантина, ушла в изолированный барак умирать. На следующий день, 14 января 1911 года, Мария Александровна Лебедева скончалась, став одной из 942 медицинских работников, убитых за те месяцы маньчжурской лёгочной чумой.

Ещё одна жертва чумы и реально страшное фото из Харбина 1911 года – русская медсестра Анна Снежкова. На фото она только что узнала о результатах анализов с наличием у неё возбудителя чумы. Как профессионал, она хорошо понимает, что жить ей осталось от 3 до 5 дней…

Даже эта не очень качественная копия не очень качественной фотографии передаёт чувства – даже не ужаса, нет, что-то иного, но никак не менее страшного…

«От чумы почти никто не выздоравливает…»

Начавшись в октябре 1910 года, эпидемия свирепствовала до следующей весны, неожиданно прекратившись в апреле. Этому способствовали карантинные мероприятия врачей, хотя полностью развитие и конец той чумной вспышки остались до конца не прояснёнными наукой. Нет и полной статистики умерших – по оценкам медиков и учёных «маньчжурская лёгочная чума» тогда убила не менее 100 тысяч человек. Но все врачи и очевидцы солидарны в одном факте – смертоносность той разновидности чумы приближалась к 100 %, умирали все, у кого проявились симптомы данного заболевания.

Тогда удалось не допустить проникновения страшной болезни на земли Дальнего Востока и другие регионы России. Отчасти помогли мужество врачей и строгие, своевременно принятые карантинные мероприятия, отчасти – просто повезло. Пик разгоревшейся вплотную у наших границ эпидемии пришёлся на середину зимы, когда погода и снег не способствовали ни распространению заразы, ни мобильности людей.